Заметки на полях (СИ)

— Вернусь! Ещё как вернусь. Но ты — пообещай просто, хорошо?

— Рыбин перед ней извинился…

— Это я в курсе, мне доложили.

— Так чё ты хочешь?

— Я сказал.

Мы долго смотрели друг другу в глаза. Он ничего не понимал. Я ничего не хотел объяснять. Природа не терпит пустоты, и вдруг что-то во взгляде Гоши изменилось.

— Ты её бросаешь, что ли? — В тоне сквозило презрение.

— Да, — кивнул я.

— Дурак, что ли?

— Да, — снова кивнул я.

— Ты… Ты другую, что ли, нашёл?

— И снова да.

— Кого?

— Ты хочешь, чтобы я назвал кого-то знакомого? Чтобы ты ещё раз обозвал меня дураком и сказал, что Катя в тысячу раз лучше?

— Блин, ты можешь сказать?!

— Не могу. Секрет. Назову только первую букву: это «С».

— Светка?! — заорал Гоша на весь подъезд. — Ты дурак? Да Катька, она…

— Аминь, — перебил его я. — Ладно, давай, пора мне. Мамка переживать будет.

— Постой, — окликнул меня Гоша, когда я уже толкал подъездную дверь. — Ты, это… Ну… Задания сказать?

— Не, спасибо. У меня есть. Хватит по гроб жизни.

Я вышел. Выдохнул. Ну, вроде бы всё. Осталось лишь простить себя. По крайней мере, постараться.

— Хорошо, — сказала мама, когда я, вернувшись домой, продемонстрировал ей тетрадный листок с домашними заданиями. — Давай, иди учись. Лучше каждый день, вместе со всеми, чем потом…

Конечно, мама. Вместе со всеми — оно завсегда лучше. Спокойнее. Безопаснее.

45

Эта ночь достойна быть воспетой в стихах. Если бы мне было до стихов — я бы воспел, но мне было не до стихов. По крайней мере — не до своих.

Чужих я вспомнил немало. Не стихов даже, а — песен. В песнях — особая сила. Там и текст, и голос, и музыка, и когда всё это подчинено яростной воле творца — начинается волшебство.

Я сидел на смятых простынях, смотрел в темноту и шептал, как молитвы, обрывки текстов, сливая их в немыслимое попурри.