Заметки о России

Здесь обосновалось немало немецких колонистов, они в основном выходцы из Вюртемберга и сильно отклонились от веры, думают, например, что через два года сюда придет Иисус и начнется тысячелетнее царство, а сами они сюда перебрались якобы для того, чтобы его встретить, и поэтому не строят дома, ибо не будет в них нужды; они не сеют и не собирают в житницы, многие из них умерли в нищете и разрухе, которые им принесла какая-то чума. На днях у них здесь была свадьба, и меня тоже пригласили, потому что я одолжил жениху, довольно красивому юноше, 30 специев, чтобы тот покрыл крышу своей лачуги. На вечер наняли русских солдат играть для гостей, но столы не убрали и танцевать было невозможно, к тому же это считалось неприличным. Тем не менее жених с невестой решились на вальс, захмелевший хозяин подпевал, а сетовавшие на тяжелые времена старики смотрели на них искоса, однако ничего не сказали, потому что их танец больше походил на игру. Мой сосед по столу был чрезмерно дружелюбен (ведь друзей мы черпаем в вине[475]), но собеседником оказался не очень интересным, поэтому я встал и сказал парням, смотревшим на танцующих: «Нам, молодым, не пристало терпеть, что жених так рано играет с невестой, давайте заберем ее у него, пока мы все не отправились спать, чтобы он больше ни разу не станцевал с ней за весь вечер». — «Хорошо сказано», — ответил жених, невеста же лишь улыбнулась, и я взял ее под руку, жених — ее сестру, а парни — своих девушек, столы и стулья убрали и плясали до упаду часов до трех или четырех.

Сильно подвыпивший военачальник, сказав, что ему не досталось пары, танцевал один! Так страх перед Богом сменился радостью и весельем. Однако впоследствии возникли серьезные разногласия на почве веры. Одни говорили, что танцевать разрешено, а именно те, кто плясали сами или у кого плясали жены или дети; другие же — те, кого там не было, — сочли это безбожным и постыдным. Их примирил бы консилиум, но созвать его здесь нет никакой возможности, потому что в церкви (на десять (10) огромных деревень плюс жители усадеб) нет ни одного пастора или духовного лица в собственном смысле слова, ибо учение ведет лишь к падению и господству, а профанам Бог открывает то, что скрыто от мудрецов, и т. д. Есть и другое расхождение у этих святош: некоторые из них говорят, что тысячелетнее царство наступит лишь по прошествии 20 лет, но самые ярые еретики и безбожники считают (к величайшему возмущению избранных), что в течение 30 лет. Все они лютеране и взяли эту мудрость из Книги Откровения[476] и сочинений своего мудреца по имени Штиллинг. Один знакомый дал мне почитать книгу этого мыслителя, «Scenen aus dem Geisterreich», на первом же открывшемся развороте речь шла о тощих духах (von den hageren / mageren Geistern), а полистав немного, я нашел другую статью — о духах с очень толстым пузом — душещипательно, поучительно и забавно; очень хочется в этом разобраться.

О грузинах же мне нечего особенно рассказывать, о литературе и искусстве они понятия не имеют, корыстны, любят поспорить и довольно злопамятны. Мой здешний хозяин, немецкий портной из Мекленбурга[477], вызвался за определенное вознаграждение сопровождать меня в поездке в Персию, куда я отправляюсь через неделю или около того. И если мне ничего не помешает, то не вернусь я к неувиденному Арарату и т. п., ибо

назовут безмозглым трусом
того, кто спасует в начале пути[478]

.

А из Персии я намереваюсь как можно быстрее добраться до Калькутты, оттуда на восток, в Бирму или Аву, а затем на север — в Копенгаген или Рейкьявик. Будь счастлив и благополучен, кланяйся от меня всем друзьям и знакомым в Исландии.

Твой до конца жизни искренний и преданный друг

Р. Раск

[Адрес получателя: ] Высокоблагородному и высокоученому г-ну Арни Хельгасону, пастору кафедрального собора в Рейкьявике в Брейдхолте.

Часть II Путевой дневник

<Февраль 1818>. <25-го> я выехал из Грислехамна[479] на ледовом буере, что обошлось в 70 риксдалеров. Мы доехали до шхеры Йислан[480] и там ночь пролежали, кто в буере, кто на снегу. На следующее утро <26-го> четыре крестьянина перевезли меня на Сингашер[481], я дал им 48 риксдалеров и 28 скиллингов банко[482], но они выманили у меня два риксдалера банко за проезд до Эккерё[483], куда я прибыл в 4 часа пополудни и где остался на ночь. Мои вещи были принесены к таможенному управляющему, открыты и проверены, он внес запись в мой шведский паспорт за 16 скиллингов банко, а комендант — в российский. В гостинице я устроился достаточно хорошо.