Читаем Заметки с выставки (ЛП) полностью

Судя по всему, ему надлежало чувствовать себя отвратительно. Она отвергла его за юность и за кажущуюся правильность, равно как и за нехватку опыта. Она принизила его и обращалась с ним как своего рода провинциальным английским евнухом, который никогда не поднимется до ее уровня и никогда не поймет ее. Но, когда он крутил педали, поспешая домой к незыблемому успокоению в лице обеда в студенческой столовой и долгого одинокого вечера среди стеллажей библиотеки колледжа наедине со статьей о георгианских памфлетистах, его бросало то в жар, то в холод между счастьем от того, что она доверилась ему и даже пообещала, пусть и не безоговорочно, свою дружбу, и волнением при мысли о том, что ему открывается доступ в мир, ранее закрытый для него.

Эта эйфория длилась всю неделю. Он усердно работал, написал деду длинное успокаивающее письмо, и Смоллетт самым чудесным образом снова показался ему смешным. Неделя, казалось, просто пролетела, и к вечеру, когда должна была состояться следующая лекция, он был полон решимости произвести на нее впечатление человека, менее незрелого, чем она о нем думала. Для начала он почитал о Пьеро делла Франческа и отыскал для нее подержанные издания первых двух томов Данте в переводе Дороти Сейерс. Ему доводилось встречать беженцев из религий жестких и бескомпромиссных, и он решил, что брошенные мимоходом упоминания их религиозных расхождений и ее несколько излишне драматизированное ощущение собственного неподчинения нравственным нормам, делали ее идеальным слушателем для Дантовой смеси суровой религиозной мифологии и человечного повествования.

Он примчался за целый час до начала лекции, на случай, если она не шутила, согласившись посмотреть, как он пьет чай, и совсем продрог, ожидая ее на ступенях, пока мимо не него не замелькали уже полузнакомые физиономии других студентов отделения искусств. Он ждал в холле, пока, поскрипывая кожаной обувью, не появился профессор Шепард, а затем проскользнул в аудиторию и сел в последнем ряду, держа место для нее у прохода, на случай если она опоздает.

Весь день лил нескончаемый дождь и запах от мокрых пальто и пиджаков из Харрис-твида стоял удушающий, но он обнаружил, что профессор Шепард притягивает его. За прошедшую неделю он много думал о том, что она ему рассказала, и решил, что все это она нафантазировала. Как она сказала, они с профессором встретились на лайнере, но оба, вероятно, были с семьями, и ничего существенного сказано не было. Она запала на него. Она потеряла голову, а даже умные девушки бывают склонными к таким необъяснимым поступкам. Ей нужна фигура отца. Возможно, ее собственный отец был слаб или глуп, а знаковость именитого лектора в ее собственной области была безусловной. Когда он так принародно отверг ее, ей, дабы спасти свою хрупкую самооценку, пришлось в своем воображении кардинальным образом изменить подход к ситуации. После глупейшего признания Энтони в девственности она с наслаждением воспользовалась возможностью обманывать и шокировать его. Но, по сути, она поступала так, потому что он заинтересовал ее, и она дала ему повод надеяться.

Столкнувшись заново с профессором Шепардом, Энтони уже не был так уверен. Профессор был моложе, чем ему показалось вначале ее мальчишеский вид оказался никудышной маскировкой пожалуй, ему было под сорок, но одевался он и держал себя старше своих лет. Однако, даже в одежде, делавшей его старше, были заметны штрихи денди: черные туфли отполированы до зеркального блеска, ладно скроенный костюм-тройка, гармонировавшая с посеребренными волосами белая рубашка сияла чистотой и была отлично отглажена, а галстук переливался сине-зелеными тонами. И голос у него тоже был одновременно и повелительным, и вкрадчивым. Даже когда он вещал о том, как мастерски Пьеро владел пространством и о достаточно скороспелой идее застывшего времени, Энтони мог вообразить, как этот же голос произносил: «Сними платье и встань там, где я могу тебя видеть». Это был голос не человека, беспомощного в любви своей, но хищника, пленяющего тем, что отказывает в привязанности. Так почему же отсутствовала его последняя рабыня?

Тревога начала овладевать им, и он не мог дольше оставаться там. Под покровом темноты, пока профессор Шепард возился со слайд-проектором, он выскользнул из аудитории, отомкнул велосипед и, пробиваясь через внезапный слепящий ливень, поехал в Джерико. Ее маленький домик был освещен и выглядел уютнее, чем неделей раньше, но, когда он постучал в дверь, ему открыла пожилая женщина в халате, сжимавшая в руке перепачканную чистящим порошком губку для ванной.

— Так это вы, — не давая ему войти, сказала она, когда он спросил Рейчел.

— Извините. Мы не знакомы.

— Нет, но ясно, кто вы такой. Вы опоздали. Скорая помощь увезла ее в Рэдклифф час назад. А в каком состоянии наша ванная комната! И у вас хватает наглости появиться здесь сейчас!

В узком коридорчике позади женщины прошаркал ее муж с вопросом: «Это он?» Но Тони уже вскочил на свой велосипед и понесся вверх по улице к служебному входу в больницу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман