Заметки с выставки (ЛП)

Вот так Хедли познакомился с Троем, фактически бросившим школу задолго до того, как Хедли стал достаточно взрослым, чтобы обратить на него внимание. Старший брат Спенсера, на внушительные пять лет старше чем Хедли, был худощавым, тогда как Спенсер был коренастым. У него были рыжеватые светлые волосы, высокие скулы и прямая линия рта. Он улыбался так редко, что по слухам, это было из-за кривых зубов, таких же, как у его кумира Дэвида Боуи. Несмотря на прическу в стиле Duran Duran, которую он в то время отращивал, похож он был на сексуально озабоченного хорька. С удивительной отвагой, возможно, порожденной его помешательством на Боуи, он поставил всех в известность, что он бисексуал. Чему никогда не было никаких доказательств, не было ни одного живого свидетеля, но также не было и постоянной подружки. А поэтому такое откровение или же слух успешно придавали ему дразнящий аромат утонченности, который каким-то образом нейтрализовал убогую бедность на грани с нищетой, в которой жили Янгсы.

Нельзя сказать, что Трой выделял его — он никогда бы не сделал чего-то настолько очевидного — но Хедли редко когда заходил в Босвигган без того, чтобы Трой не нашел минуту-другую остаться с ним наедине. Иногда и дольше, если все вокруг пили и не обращали внимания. В своей невозмутимой манере, как бы заинтересованной-но-в-то-же-время-не очень, он отводил Хедли в сторонку и вызывал на откровенность, выспрашивая о нем самом, о том, чем он отличается от братьев, не уточняя, каким образом. Они говорили о гнете семейных ожиданий, об отсутствии личной жизни и о том, где они бы предпочли жить вместо Пензанса.

И именно Трой небрежно со словами: «Не утруждай себя возвратом. Я перечитывать не буду», передал ему потрепанный экземпляр «Танцора с бала»^[20], которую, по его словам, ему дал какой-то чувак в поезде.

Роман был гомосексуальным. Полностью и откровенно, таким голубым, что только в ящике под замком прятать.

Хедли было бы сложно кратко сформулировать сюжет, даже когда книга была свежа в его памяти, потому что казалось — почти вся она только о вечеринках и ночных клубах. Но она вызывала в воображении другой мир, мир укуренный, полуподпольный гедонистический мир Нью-Йорка, где непостоянная толпа мужчин впадала в похоть, танцевала и носила прекрасные одежды, а время от времени влюблялась со страшной силой. Она могла быть предназначена, чтобы привить стремление к жизни большого города провинциальным скрытым гомосексуалистам, слишком робким даже для устройства на работу уборщиком на кухне, где-нибудь в итальянском отеле. Возможно, именно так оно и было.

Из-за ужасного отпуска на полуострове Гауэр у него не было возможности поговорить с Троем о книге в течение нескольких недель, и когда, наконец, он смог это сделать, Трой повел себя ужасно неопределенно и рассеянно, пропуская мимо ушей, если не считать легкого пожатия плеч и слов: «Оно конечно, но все-таки как-то слегка голубовато, да ведь?» Так что Хедли недоумевал — а не был ли Трой на удивление тупым и может, он прочитал книгу, не понимая, о чем она, и передал книгу ему, еще меньше понимая всю значимость этого жеста.

Но как-то раз, когда Морвенна прервала диванный серфинг, исчезла куда-то со Спенсером и поблизости ее не было видно, он принял предложение какой-то девицы затянуться ее косячком и после нескольких минут под кайфом обнаружил, что девушка покинула его и ушла танцевать, а вместо нее рядом оказался Трой… и все пошло вразнос…

Оглядываясь назад, вероятно, именно так бисексуальность Троя стала секретом полишинеля. Разговаривали они недолго, потому что скоро появилась полиция, выражая недовольство по поводу шума, и Морвенна настояла на том, чтобы они ушли, но Хедли наговорил достаточно, чтобы проснуться с беспокойными мыслями о том, что Трой теперь расскажет всему свету. Или, по крайней мере, Спенсеру, который расскажет Морвенне.

Однако так ничего и не было сказано, и когда он снова там появился, оказалось, что Трой был переполнен вопросами. Ну, так на что это похоже быть на самом деле геем? Как это ощущается? Что он собирается со всем этим делать, ведь он же, это самое, не просто бисексуал, как Трой? Все эти вопросы били в самую сердцевину подростковой безнадежности и неуверенности Хедли.

Но потом, как-то раз, когда он был достаточно пьян, чтобы позже все начисто отрицать, Трой сказал: «Можешь меня поцеловать. Если хочешь. Просто посмотреть, как оно, ну это самое». И они вышли поврозь, через несколько минут друг за другом, и направились в самый большой пустой сарай, спотыкаясь в темноте о Бог знает что, и целовались и целовались. Не разговаривали, не трогали друг друга — Хедли не осмеливался без поощрения — просто поцелуи. А потом кто-то вышел во двор из дома и Трой занервничал и ускользнул.

Это происходило еще три раза, опять же в сарае, и никакой больше преамбулы от Троя, кроме бормотания, «Ну ты… это самое?» и еле заметный кивок лица сексуального хорька на дверь во двор.