Обычно Хедли отправлялся домой, чаще всего пешком, со щеками, горящими от щетины Троя, более обеспокоенный тем, что от него разит Блю Стратосом, любимым одеколоном Троя, нежели тем, что кто-то может унюхать исходящий от него запах дури или пива. И радостно возбужденный, причем его состояние никак не было связано с человеком, с которым он целовался, а целиком и полностью с будущими возможностями, которые, казалось, стали немного ближе.
А затем Морвенна начала заниматься в ЛШЭ, и Энтони, в чудовищно неловком коротеньком обмене репликами на лестнице, сказал: «Я хочу, чтобы ты больше не ходил в Босвигган без Венны, она хоть присматривала за тобой». А через несколько дней, когда они шли в школу, Петрок проговорился что Кирсти Спирс, старшая сестра одного из его дружков, обручилась с Троем Янгсом. И что ее семья была категорически против, потому что на нее возлагались определенные надежды, но что, так или иначе, это все произойдет. А потом Морвенна решила, что она влюблена в кого-то в Лондоне и некоторое время вообще почти не показывалась дома.
Зрители часового сеанса вышли, неся за собой порыв сладостного послевкусия волнения и спертого воздуха с ароматом искусственных фруктов. Хедли вежливо улыбался на случай, если кто-то посмотрит в его сторону, а Кэнди сидела, плотно обвив ногами ножки стула, будто мимо нее шныряли крысы, а не дети. Затем она звонко пришлепнула одну резиновую перчатку на руку, сползла со стула, обошла зал, откуда только что все вышли, и побросала самый заметный мусор в мусорный мешок. Хедли проводил последнего ребенка и подпер открытые двери, чтобы впустить с улицы свежий воздух, а затем снова отступил за свою стойку. Кэнди вернулась в фойе, закинула наполовину полный мешок с мусором в закуток за холодильником, стоявшим неподалеку от двери, где и курила сигарету, наблюдая за поздними покупателями с чередующимися выражениями презрения и полного безразличия, которые четко демонстрировали, как именно она, должно быть, выглядела в возрасте Петрока, трое детей и трое отцов тому назад. Она сплющила окурок, аккуратно притоптав его носком, а затем вернулась к своему месту на стуле.
Она притворилась, что читает брошюру киноклуба, а затем спросила как бы невзначай.
— Трой Янгс, говоришь?
— А?
— Правда, что он двустволка?
— Поговаривали, что так, — сказал ей Хедли. — Но это все вранье.
— Правда?
Она оживилась и машинально коснулась волос.
— Ты точно знаешь? А то моя подруга им очень интересуется.
— Да голубой он, — сказал ей Хедли. — Вот так-то. Целиком и полностью гей. Кирсти Спирс порвала с ним, потому что у него не получалось, ну ты понимаешь, удовлетворить ее.
— Ой, — пискнула она, обескураженная самым комичным образом.
— Но все-таки, — небрежно бросил он, когда первые зрители появились на пятичасовом сеансе «
ЧАША С ЛЯГУШКОЙ ЭПОХИ МИН
Эта миниатюрная картина, датируемая первыми годами замужества Келли, когда нехватка средств заставляла ее многократно использовать свои материалы, написана на обороте более крупной работы (художник неизвестен), которую она распилила на части. На других фрагментах той же работы были написаны «Чаша со сливами» (1961) и «Бутылка из-под молока с полевыми цветами» (1961). На картине мы видим внутреннюю поверхность блюда раннего периода правления Ваньли, относящегося приблизительно к 1580 году, где изображена жаба — не лягушка — сидящая среди растений и, предположительно, в рое головастиков. Такие фарфоровые блюда изготавливались в конце эпохи Мин для экспорта на японский рынок. Совершенно непохожее на ее дальнейшие работы, это произведение демонстрирует не по годам зрелый академический талант. Внимательное изучение игры света на поверхности чаши выявляет искаженные образы пары, стоящей между чашей и близлежащим подъемным окном. Возможно, Чаша с лягушкой эпохи Мин представляет собой осторожный шаг к живописи с ярко выраженной коммерческой и декоративной концепцией. Вне всякого сомнения, Келли сохранила неосознанное восхищение изысканными натюрмортами Уильяма Николсона в тот период, когда они полностью вышли из моды в сравнении с абстрактными творениями его сына, Бена, и произведение Келли можно трактовать как дань уважения Уильяму Николсону. Нет никаких сведений о том, что Келли когда-либо обладала или имела доступ к такой ценной керамике, поэтому предполагается, что она работала либо по открытке, либо по памяти. Поразительно похожая чаша являлась частью коллекций Оксфордского Эшмоловского музея, пока не была случайно разбита в 1970 году.
Они обменялись письмами. Вначале Гарфилд написал Саймону Шепарду, приложив фотокопию письма Рейчел и пояснив, что Рейчел недавно умерла, и что он хотел всего лишь встретиться, и больше ничего.