Читаем Заметки с выставки полностью

Заметки с выставки

Минуту или две Морвенна постояла на тротуаре, подводя итоги. На другой стороне дороги несколько мальчиков летали взад и вперед по площадке для скейтбординга, джинсы чудом держались на их костлявых бедрах — именно так, как старался выглядеть Роки. Она, не задумываясь, пошла через дорогу, чтобы быть к ним поближе, и ее сначала почти сбил грузовик, который гудел ей изо всех сил, а потом автомобиль, которому пришлось резко вильнуть, чтобы не наехать на нее. Водитель автомобиля выругался через открытое окно, но она шла дальше. Кто-то где-то окликнул ее по имени.

Она смотрела на мальчиков.

Ее всегда удивляло, что в детстве их сокращенные имена всегда, если вслушаться превращались в игру слов. Из Хедли получался Хед, из Петрока — Пет, Венн[47] вместо Морвенны. Только у Гарфи, который, как всегда ухитрялся быть не таким как все, в имени было два слога безо всякого значения. Мальчики с грохотом летали взад и вперед, упражняясь в поворотах, в прыжках и в создании впечатления непринужденной ловкости. Один из них был слишком взрослым для таких игр с остальными, но, возможно, для них это была вовсе не игра, но нечто более важное, к примеру — спорт.

— Венн! Венн?

Задумавшись, она пошла быстрее, лишь смутно осознавая, что людям, попадающимся ей на пути, приходится уворачиваться. За сенсационными откровениями, что у Петрока есть сын, и что она — тетя, так быстро последовал суровый запрет дальнейших контактов, так что все, с чем она осталась, была смерть. Как она поняла, смерть шла за ней все утро. Даже дольше. И накатывающее чувство тошноты в животе, ошибочно принятое ею за возвращение своего старого друга, мании, тоже было смертью. Смерть шла за ней по пятам и звучала в быстро несущихся, пустых вопросах и фразах если бы только. Смерть нашептала ей уйти от Роксаны. Смерть терпеливо ждала рядом с ней, пока она спала у дороги. Смерть шагала рядом с ней, пока она шла в Босвиган. Смерть была в ударах топора и лае собаки, в заполошной худобе мальчика и в ужасных кольцах его матери. И теперь Смерть потеряла терпение и преследовала ее, и бежала, чтобы догнать. А она тоже была готова, готова приветствовать смерть как любовника.

— Венн! Подожди!

Кто-то уверенно дотронулся до ее плеча. Она судорожно вздохнула, и тут обнаружила, что это Хедли. Малыш Хед! Когда она спросила его, почему он здесь, а не в Лондоне, где ему самое место, у него на глаза навернулись слезы, и она тут же поняла, что Смерть использует его, чтобы добраться до нее.

— Пошли, — сказал он, после того, как попытался объяснить. — Напустим тебе хорошую горячую ванну и найдем чистую одежду — что-то из моего может подойти. А уж потом и поесть что-нибудь найдем.

Она позволила ему перевести себя обратно через дорогу и довести до террасы родителей. Она замешкалась, внезапно увидев дом при дневном свете, но он потянул ее за собой, так, как мог бы поступить ребенок, и она поняла, что смерть была и вне дома, и внутри него, и что она может с тем же успехом подчиниться.

— Нам не страшны никакие беды,[48] — вспомнилось ей.

— Я так устала, — сказала она ему. — Пожалуй, много говорить я не смогу.

— Ничего страшного. Энтони уехал в Фалмут вместе со всеми, так что мы можем просто посидеть тихонько, как тебе захочется. Ох, Венн. Я так рад.

Затем он взял ее за руку. Он был уже не тем мальчиком, которым она всегда его помнила, когда думала о нем, но мужчиной почти средних лет. Она спросила себя — а не кажется ли она ему такой же старой и незнакомой.

Они были на полпути к входной двери, как вдруг он обнял ее, почти неистово. Она обнаружила, что не может ответить ему тем же. Руки у нее будто налились свинцом, как во сне. Так что она всего лишь сказала ему:

— Знаешь, а ты дядя. У Пета был ребенок.

— Шшш, — сказал он. — Не надо. Поговорим позже. После того, как ты отдохнешь. Так много нужно тебе сказать…

Возможно, она неясно выражалась. Что иногда случалось, когда она была на спаде; в голове слова складывались прекрасно, но снаружи они просто заставляли людей смотреть изумленно или отводить взгляд.