Ни разу я не видел, чтобы Володя кому-то из поклонников отказал в автографе или фото.
Всегда – охотно, искренне, с юмором!
Когда фотографировался, держал кверху большой палец: мол,
Иногда «народная» фотосессия его утомляла, однако он не «звездил», набивая себе цену.
Но помню один случай…
Идем мы с Турчинским по Красной площади на деловую встречу к Александру Ивановичу Иншакову, который снимал фильм в Историческом музее и ждал нас там.
Володю узнают (трудно не узнать!) и буквально «разрывают на части» – кто-то просит сфотографироваться, кому-то нужен автограф… Минут двадцать мы шли – через каждые пять метров нас останавливали его поклонники и поклонницы. А мы уже опаздываем…
Почти у самых дверей музея стоит большая (человек десять) шумная компания молодых людей.
Один парень подошел к нам с ухмылкой (он явно хотел показать друзьям, какой он крутой):
Резануло это
Поэтому Турчинский буркнул:
Мы открыли двери и вдруг слышим, как парень говорит друзьям:
Турчинского аж затрясло!
Он обернулся и зло пробасил:
Парень испугался, а я практически затолкал Володю внутрь музея – от греха подальше. Если б Турчинский стал драться, то моя помощь заключалась бы только в том, чтобы оттаскивать за ноги и складировать тела оборзевших парней…
Летом 2009-го на XXXI-м Московском кинофестивале была премьера моего фильма «КРОМОВЪ».
Я пригласил Володю.
Он снимался в те дни под Ярославлем, но на премьеру приехал – небритый, уставший, с воспаленными от бессонницы глазами.
Во время демонстрации фильма смотрю: он спит…
Выходим из «Октября», подходит Турчинский:
А он аж засмущался:
Понимающе машу рукой:
Оказывается, он примчался в Москву, только чтобы я не обиделся.
Поспал в кинотеатре, руку мне пожал, поздравил и поехал назад.
Сумасшедший…
Я собрался уезжать из России. Навсегда.
У меня на сердце тоска, хоть и мечтал уехать.
Встретились с Володей в кафе на Старом Арбате.
Он пьет чай, я – коньяк. Болтаем о том о сем.
Но он «под кожу» не лезет – видит, как мне херово…
В этот момент в кафе входят пять веселых туристов-французов в сопровождении маленькой, плохо одетой русской тетки-гида.
Заметно, что женщина очень суетится, нервничает – лишь бы угодить своим зарубежным подопечным.
Когда французы, беззаботно гомоня меж собой, уселись-таки за стол у окна, тетка-гид в полуприказном тоне прокричала через весь зал двум официанткам, стоявшим у бара:
Непонятно почему, но меня взбесили эти слова, это неприкрытое вечно холопское «совковое» желание выслужиться перед иностранцами.
И я со всей силы грохнул кулаком по столу, подскочил и дико заорал на тетку:
Но меня уже понесло: