Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

«Чтобы хорошо написать эту книгу, мне надо убедить себя, что она — единственный роман и последняя книга, которую я напишу. Я хочу влить в неё всё без остатка».

«Истоки малейших наших жестов столь же многочисленны и далеки, как и истоки Нила».

Андре Жид. «Дневник фальшивомонетчиков». 2 января 1921 года и 27 мая 1924 года.

* * *

По лицу можно было легко угадать, что он пьяница и давно уже не мальчик. Всем говорит «ты».

* * *

Название для книги стихов: «Эритроциты».

* * *

Белинского и Гоголя с базара, конечно, понесут, но когда же мы поймём, что надо сделать, чтобы прежде понесли с базара мясо и овощи.

* * *

Некто Кондро-Деменчук Григорий Кириллович, проживающий в посёлке Красково Московской области, на Коряневском карьере, 29, прислал письмо (орфография сохранена) на редколлегию «КП», в котором сначала расхваливает нас за смелость и благородное стремление к правде, а потом пишет фразу, которая сразу меня насторожила: «Человек, который в научных вопросах не считается с общественным мнением, это не учёный, а маньяк». Во как! Письмо длинное, 7 страниц на машинке. Моя персона тоже не обойдена вниманием Григория Кирилловича:

«В прошлом году я послал в вашу газету статью новой теории о Солнце под насванием «Солнце, его стороение, состав и источник энергии». Я приведу полный ответ вашей газеты:

«Уважаемый Григорий Кириллович! Мы считаем, что определить, насколько справедлива та или иная научная теория, могут лишь люди, разбирающиеся в сути данного вопроса. Общественное мнение не гарантирует здесь от ошибок. Поэтому рекомендуем впредь направлять ваши работы учёным. Что касается моего личного мнения о Вашей теории твёрдого Солнца, то я считаю её абсолютно невежественной. С уважением. Зав. отделом науки Я. Голованов».

В свою очередь я хочу сказать тов. Голованову следующее. Судя по одной из Ваших последних выступлений в «Комсомольской правде» по поводу американских космонавтов[159], Вы посредственный журналист, не более. Что касается Ваших аналитических способностей, то они крайне ограничены: узки и близоруки. Поверхностны. И можно сказать — бездумны. Вам бы работать репортёром, например, в спорте. А наука не Ваше дело. Для науки Вы, Голованов, грубоват, туповат, а главное — не честен…»

Ну, хорошо, я для науки туповат. Но почему он, мерзавец, думает, что спортом должны заниматься бесчестные и грубые тупицы?! За товарищей обидно…

1966 год

Врождённая, из поколения в поколение передаваемая ненависть елового леса к Новому Году.

* * *

К спору физиков и лириков. В рабочем кабинете П. Л. Капицы стоит бюст Нефертити и модель спутника.

* * *

Из бесед с Петром Леонидовичем Капицей:

— Эйнштейн был очень простым, доступным человеком, неверно, что он был необщительным. Просто он избегал говорить с людьми, с которыми ему было скучно. Это был удивительно остроумный человек!..

— Меня вместе с Иоффе[160] и Крыловым[161] пригласил на обед Уэллс[162]. Мы с Иоффе были одеты достаточно прилично, а Крылов к фрачным брюкам прицепил ремень. Я ему сказал, что к фрачным брюкам полагаются подтяжки. Крылов ответил, что он на флоте привык к ремню, и подтяжки одевать не собирается. Ладно… Пришли к Уэллсу. Выходим из лифта, нас встречают двое, оба во фраках. Уэллса я никогда не видел и подумал, что вот этот человек, менее интеллигентного вида, наверное, лакей. Протягиваю ему плащ. Он берёт, улыбается и передаёт другому: я принял лакея за писателя, что не мудрено, потому что у Уэллса было на редкость неинтеллигентное лицо…

— Жорес Медведев приводил ко мне Солженицына. Он странный. Видно, очень порядочный и честный человек. С пропиской в Обнинске у него ничего не получилось. Он переехал в Москву, но и тут что-то не получается. Мы решили ему помочь. Написали письма Демичеву, Промыслову, Михалкову. Письма подписали: Чуковский, Паустовский, Шостакович, я… Не знаю, может быть Шостаковича и не будут исполнять через сто лет, я плохо в этом разбираюсь, но кто вспомнит о смерти Промыслова через 10 дней после похорон, кроме его близких?..

— Когда немцы пришли в Данию и Нильс Бор уехал в Швецию, я позвонил Молотову с предложением организовать переезд Бора в Советский Союз и позаботиться о том, чтобы ему были созданы первоклассные условия для работы. Молотов согласился и попросил написать ему письмо. Я написал. В те годы нашим послом в Швеции была Коллонтай[163], умнейшая, образованнейшая женщина. Она и должна была передать письмо Бору. Но в это время британцы перевезли Бора в бомбовом люке бомбардировщика (он там сознание потерял!) в Англию. Письмо послали туда. До Бора оно не дошло, попало в Intelligence Service[164], а оттуда — к Черчиллю. Черчилль решил, что Бора русские задумали завербовать в свои шпионы, чтобы через него узнавать все английские и американские военные секреты. Бора в Англии ни к чему не допускали, а он ничего не понимал, так как не читал моего письма, в котором я приглашал его в СССР. До сих пор неприятно об этом вспоминать: хотел сделать доброе дело, а вот как получилось…