Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

«Триумф познающего разума заключается в том, что наше сознание оставило далеко позади возможности нашего воображения, и ум физиков сегодня свободно работает там, где воображение человека уже бессильно».

Л. Ландау.

Парафраз мысли, высказанной мне Львом Давидовичем несколько лет назад, впрочем, в более сжатой форме: «Представить себе это нельзя, а понять — можно!»

* * *

«Как бы обширен ни был мир, но он всегда представляет собой не что иное, как более пространную родину и, при ближайшем рассмотрении, даёт нам не больше, чем дала родная земля».

И. В. Гёте

* * *

В ЦДЛ организовали встречу с Ишковым[270]. Я знал, что он не забыл моего «Сувенира из Гибралтара» и всю ту травлю повести, которую устроили с его подачи, поэтому подготовил ему несколько вопросиков.

Писателей поголовно интересовала одна проблема: куда делась вяленая вобла? Я спросил:

1) 50 лет назад Россия добывала 10 миллионов центнеров рыбы. Сегодня добывает 63 миллиона. Но из них на долю океанической рыбы приходится 90 %, то есть 56,7 миллиона центнеров. На долю рыбы внутренних водоёмов приходится 6,3 миллиона центнеров, то есть столько же, если не меньше, чем 50 лет назад. Роста нет никакого. Чем министр может объяснить подобное оскудение внутренних водоёмов? Или в океане проще добиться столь высоких показателей?

2) Чем руководствовался министр, отдавая приказ уменьшить ячеи сетей, если известно, что белуге, например, чтобы дать первое потомство, требуется 20 лет?

3) Хотелось бы услышать подробности о заходе китобойной флотилии «Слава» под командованием капитана Соляника в территориальные воды Аргентины, в места, где организован заповедник китовых. Киты сами плыли навстречу нашим китобойцам, думая, что люди их будут подкармливать, а их расстреливали в упор.

Я недооценил Александра Акимовича: он с гневом отрицал всё!

* * *

Леонардо да Винчи. Поразительнейший из известных мне людей!

* * *

Всё думаю о гибели Юры[271]. Словно вышел на секунду человек за дверь, а замок захлопнулся. До смешного дурацкая смерть, если бы смерть могла быть смешной.

* * *

Евгений Александрович Евтушенко.

Евтушенко для меня человек загадочный. Иногда он вызывает неприязнь своей нарочитостью, каким-то провинциальным пижонством. Но чаще он меня интересует, и я с любопытством разглядываю его. Сегодня это, пожалуй, самый известный поэт мира. Его читают более чем на ста языках и знают больше, чем Пушкина или Байрона. Как бы мы к нему ни относились, он — явление. Очевидно, феноменально честолюбив. Если Ромео — это любовь, Отелло — ревность, то Женя — это честолюбие. Но вряд ли это большой грех. По-настоящему, я думаю, его интересует только он сам и то, что получается, когда окружающий мир прокручивается через его «я», как через мясорубку. Но хорошо это или плохо, я не знаю. Было бы примитивным объяснить всю ту глобальную популярность, которая у него есть, лишь его эпатажем. Сама личность Евтушенко крайне затрудняет объективный разбор его творчества, да я и не припомню попыток такого разбора: его или бранят, или хвалят. И то, и другое в равной степени идет ему на пользу. Думаю, он так рассуждает: «Важно, чтобы о тебе говорили, а что говорят, да не всё ли равно?»

Редко можно встретить писателя, мнение о котором было бы столь противоречиво. Одни утверждают, что он — наёмный агент КГБ, и все его письма протеста и левые выступления санкционированы комитетом. Это, как мне кажется, безусловно несправедливое обвинение якобы подтверждается тем, что при всех своих прегрешениях, подчас весьма сурово оценивавшихся, он всегда выходил сухим из воды, а если и подвергался остракизму, то на сроки несравненно более короткие, чем другие литераторы, грехи которых были куда меньше. Другие говорят о нём, как о народном трибуне, певце обездоленных, неподкупном рыцаре. И эта крайняя точка зрения, я думаю, тоже неверна. Длинная «Волга», тяга к сильным мира сего и радостям обеспеченной жизни не позволяют делать из него «защитника обездоленных».

Он неоднозначен. Он мог (я слышал от очень многих людей, но сам его не спрашивал) послать записочку Хрущёву с признанием в любви, но он же тому же Хрущёву врезал за Эрнста Неизвестного. Когда Хрущёв сказал об Эрнсте: «Горбатого могила исправит», Евтушенко мгновенно отпарировал:

— Кажется, Никита Сергеевич, уже кончилось то время, когда горбатых исправляли могилами…

Вчера наблюдал его в ЦДЛ. Молодёжный клуб пригласил его читать стихи. Он пришёл, сел на виду. Вельветовые штаны, полусапожки из нерпы, голубой пиджак. Достал из большого пузатого портфеля толстую тетрадь в клеёнчатом переплете, полистал вперёд-назад…

— Я написал много стихов. Это — испанский цикл. В прошлом году я был в Испании. Два месяца… Даже не знаю, что вам и прочесть…