Кажется, я устал: нет того азарта в работе, какой был. Часто пишу не потому, что хочется, а потому, что надо. Чувствую, что надо. В Доме после Нового года чрезвычайно расплодились нетрудовые элементы. Хорошо, если они просто спят или уходят гулять на много часов. Наиболее же вредные (братья Аграновские, Оня Прут, Липатов, Соловьёв, юрист Марк Келлерман) устраиваются в холлах с шахматами, с нардами и паразитируют на глазах у трудового народа (Голованов, Герасимов, Казаков).
По вечерам всех чешу в бильярд: Аграновского, Герасимова, Аксёнова. Но продул Васе[359] в пинг-понг. Потом гуляли с ним, вспоминали общих знакомых: Мишу Анчарова, Толю Гладилина…
Малеевка. Синие сумерки дня уютят комнату. Легко и свободно работается тут…
Книжка 50
Январь — март 1970 г.
Сегодня 80 % всех ЭВМ в США работают в сфере управления, а у нас все они обслуживают науку.
Последний день в Малеевке. Вечером меня провожали: братья Аграновские, Ося, Никита Моисеев, Римма Казакова. Римма читала стихи, а Толя[360] пел песни Галича.
Из письма читателя. «Я прочитал в одном журнале, как один профессор делал эксперимент над козой под действием тока. Нажал в головной части мозга на нервные клетки, что коза пила пока ток не отключили, а отключили — вода из козы вылилась».
У меня дома две кружки. Одна, с цветами — более вместительная. Другая, с панорамой Кремля — поменьше. И вот последняя почему-то вообразила, что именно она — моя любимица. Но я её к этой мысли никак не поощрял! Однако когда я ложусь спать, именно она оказывается рядом с моей постелью. Я её не звал! Почему она берёт верх? Мне это неприятно! Несколько дней я вообще пил воду из-под крана. А потом подумал: а кто, чёрт возьми, здесь хозяин — она или я?! Взял и унес её в кухонный стол. Теперь мой друг — большая. Но я знаю, что маленькая злится…
Не могу понять, почему так, но уезжать из дома я люблю утром, а возвращаться домой — вечером.
Как мне хочется на доме № 5 по Пионерскому переулку прикрепить мемориальную доску и написать: «В этом доме с 1949 по 19… год мечтал жить и работать Ярослав Кириллович Голованов».
Как хорошо там, особенно зимой, когда на катке против окон играет музыка, и визжат девчонки…
22 января Кора Ландау устроила ужин в память о дне рождения Дау. Были Капица[361] с Анной Алексеевной, Майя Бессараб и я. Потом подошёл Генде-Роте[362]. Капица поначалу говорил мало, больше расспрашивал: что с Кочетовым[363], что с Солженицыным, как дела в Чехословакии. Смеялся анекдоту о космонавтах, летящих на Солнце (космонавтов вызывают в ЦК КПСС и приказывают им лететь на Солнце. Они говорят, что, мол, сгорим. Им отвечают: вы что же, думаете, в ЦК дураки сидят? Полетите ночью!). Разговор коснулся цензуры, репрессий и логично перешёл к 1937 году. Тут Пётр Леонидович сделал несколько интересных дополнений к истории ареста Ландау.
Когда Ландау арестовали, Капица написал Сталину (копия письма у него есть), что он открыл новое физическое явление сверхтекучести, и единственный человек, который способен объяснить это явление — Ландау. Поэтому он просит освободить его. Вскоре после отправки письма его вызвали в Кремль к Молотову, который долго с ним беседовал, а в конце предупредил, что его вызовут в НКВД. Через некоторое время в ИФП[364] явился какой-то человек и, не раздеваясь, прошел в кабинет директора. Увидав его, Пётр Леонидович сказал:
— Почему вы пришли в пальто? Надо раздеться внизу…
— Я — в форме.
— А почему вы стыдитесь своей формы?
Офицера передёрнуло. Он предупредил, что за Капицей приедут в 12 часов ночи, и он должен будет поехать в НКВД.
Пётр Леонидович выслушал молча, вызвал секретаря и попросил проводить товарища вниз, в гардероб. Офицер уже не вернулся. Ночью за Капицей приехали и отвезли его на Лубянку. Долго водили по каким-то комнатам, хлопали дверьми, заставляли ждать, по его словам, «пугали и нагнетали обстановку». Наконец его привели в кабинет, где были два человека. Один из них — Меркулов[365].
— Меркулов был умница, — говорил Пётр Леонидович. — И я бы даже сказал, приятным собеседником. Он мне говорит: «Вот вы заступаетесь за Ландау. А вам известно, что это — негодяй и немецкий шпион? Вот посмотрите его дело…» Я не стал читать дело и попросил ответить мне только на один вопрос: каковы мотивы преступлений Ландау? На это ничего вразумительного они ответить не могли… А ведь я не только Дау выручил, я и Фока[366] выручил. Только Ландау сидел год, а Фок — три дня…
Капица снова рассказал историю о приглашении им Нильса Бора в СССР, но добавил, что он в то же время и Ланжевена[367] приглашал переехать в Советский Союз. Но Ланжевен в то время боролся с антисемитскими выступлениями в Сорбонне, уехать не смог, а потом пришли немцы, и было уже поздно.