Так спала она в последние дни, и смерти не было видно. А когда хоронили её, лицо было ужасно. На виске — ссадина. Богу одному известно, что делают с покойниками в моргах эти странные ребята в страшных серых халатах, заляпанных не кровью даже, а чем-то рыжим. Замерзшее тело оттаивало в тепле автобуса. Когда я поцеловал маму в последний раз, лоб её был влажный, твердый, холодный, как камни ночью на пляже в Гурзуфе. Я не плакал. Мною овладело чувство безысходного сиротства, сиротства навсегда.
Ужинал с Радзинским[126]
в Доме кино. Вдруг обнаружил, что пальцы мои невыносимо воняют лесными клопами. Но отчего?! Я не был в лесу! Невероятно, сколько ещё непонятного в природе!Книжка 60
27 мая — 1 июня 1973 г.
Самолёт наш садится в Париже. Миша[127]
разузнал, что в первом классе на аэрокосмический салон в Париж летит Туполев[128]. Пошли к нему. Человек не особенно приятный, несколько надменный. Одновременно скованный, принуждённый. Говорили о вечных противоречиях авиации: скорости и вместимости. Когда разговор коснулся отца, Алексей Андреевич сказал, что отец никогда не вёл дневников и записей мемуарного характера. На салоне Туполев-младший представляет Ту-144. О франко-английском «Конкорде» говорил снисходительно. Очевидно, считает свой самолет безупречным. Вместе с ним в Париж летит Сергей Львович Соболев[129].В Нью-Йорке нас встречали Виталий Кобыш (собкор «Известий»), Анатолий Манаков[130]
, Билл Кроми — научный журналист, которого мы принимали в Москве (пишет в основном об океанографии) и молодой парень Алан из Колорадо, от которого на версту пахло контрразведкой, что и подтвердилось через полчаса, когда я для проверки остановился на улице завязать шнурок: контрразведчик тоже непременно остановится. Поселились в огромной гостинице «Хилтон» — 44 этажа. Мы живём на 34-м. В номере обнаружил большую вазу с фруктами, прикрытую жёлтым целлофаном. Пристальный осмотр убеждает, что фрукты восковые, декоративные. Плотных занавесок на окне нет. В головке душа — ручка, которой можно регулировать струю. Вот бы купить такой! Рядом со мной живёт Шарце[131]. Зашёл к нему, а он жрёт из вазы виноград: фрукты оказались настоящие.