Заметки вашего современника. Том 3. 1980–2000

Наша «Фантазия о капе» — коллективное творчество. На пирсе в Соловках надо повесить объявление: «Продажа соснового капа с рук у добытчиков строго запрещена!» После этого надо ждать «Татарию» или «Буковину» с туристами. Объявление непременно вызовет нездоровый ажиотаж. Тогда, подойдя к группе туристов (желательно дам из столиц) и отводя глаза в сторону, надо тихо спросить:

— Кап нужен?..

— А для чего он?

— Лечит…

— Что?

— Всё… Сердце, голову, язву, гипертонию, печень…

— А как лечит?

— Стружечки настаивать на водке и пить перед едой…

— А сколько стоит?

— 60 рублей.

— Дорого…

— Дык его государственная цена 80 рублей! А попробуйте достаньте! Только через Четвёртое управление…

Тут замаскированный помощник продавца, желательно цивильно одетый и словно тоже сошедший с парохода, должен возразить:

— А мне в Архангельске предлагали за 50…

Возражая, он подтверждает сам порядок цен. Ведь не 5 рублей, а 50! И в Архангельске, где там его искать… На эту реплику сам продавец должен реагировать со спокойной улыбкой при максимальном сохранении чувства собственного достоинства:

— Правильно. А какой кап?

— А я не знаю…

— А я знаю! С Муксалмы! Он и стоит 50 рублей. А это — настоящий, анзерский… Да вы ж сами видите…

— Ну, хорошо, 55 и по рукам… — говорит тайный помощник продавца.

— Нет уж, извините! — вступает дама-туристка. — Я беру!

Может получиться смешной рассказ… Жаль, Игоря Кваши нет с нами. Тряхнули бы с ним стариной, ведь весь Гурзуф стонал от наших розыгрышей. Был бы нынче у нас соловецкий бенефис.

* * *

«Пушкин». Наверное, он славный и добрый мальчишка, и его любят мама и папа, и обе бабушки, но, откровенно говоря, если бы я обладал даром предвидения будущего, я бы ни за что не взял бы «Пушкина» с собой. Он принадлежит к категории нелюбимых мною людей, отличающихся врождённой неделикатностью. Если прибавить к этому чисто подростковое желание во всём самоутверждаться, постоянные настырные комментарии на основе «личного богатого опыта», пронзительный ломающийся голос, то можно понять, что «Пушкин» мог «достать» любого (и «доставал»!), так что даже Васька, окончательно выведенный из равновесия, один раз вынужден был «врезать» «Пушкину». Однако больше других «Пушкин» «достал» Чудецкого, который (это я точно знаю!) чувствовал себя ответственным за всю его шкоду и постоянно ощущал, как человек в высшей степени деликатный, неловкость перед нами за своего племянника.

Он весь развинчен внешне и внутренне. Из 185 сантиметров его тела половина приходится на ноги, которые постоянно за всё задевают и цепляют. Походка у «Пушкина» старческая, шаркающая, да и, вообще, вряд ли это вообще походка, это скорее чреда постоянных спотыканий, полупадений и извивов тела, падениям препятствующих. «Пушкин» всё теряет, потому что всё бросает не на месте, хватается за тысячу дел и ни одного не доводит до конца. Классический пример — флюгер…

Увидав на вершине сосны в нашем лагере кем-то, очевидно, задолго до нас поставленный флюгер, «Пушкин» тут же залез на сосну, сбил этот флюгер, объявив, что он испорчен: заржавел и не крутится, а он сделает новый. Дня два он что-то выстругивал и красил, до макушки перепачкавшись масляной краской, выпрошенной у Светы. В конце концов он разложил флюгерные заготовки на берегу нашей бухты и забыл о них. Там они гниют и посейчас.

«Пушкин» много читал, действительно много знает и спешит поделиться своими знаниями с окружающими. Причём, он не просто выдаёт слушателям определённую информацию, но, как селёдку луком, украшает её различными, к самой информации никакого отношения не имеющими, обстоятельствами, при которых эта информация была им получена. Он никогда не скажет, например, что муравей — очень древнее насекомое, но сообщит, что когда он жил в пансионате в Гульрипше, то рядом жил один офицер, который дал ему почитать книгу о муравьях, так вот как раз из этой книги он и узнал, что муравьи — очень древние насекомые. Это свойство «пушкинских» рассказов привело к тому, что мы, кажется, знаем его биографию лучше, чем биографию его великого тёзки.

Загадочно-лукавое выражение лица, с которым он слушает взрослые двусмысленности, должно сообщить нам, что он посвящён в тайну тайн, что он взрослый. Одновременно врёт, как маленький мальчишка. Типичный рассказ «Пушкина»: Мальчишки из его класса на кладбище какого-то монастыря проникли в склеп Романовых. Нет, не царей. Цари — это он точно знает, потому что брал книги по истории у брата мамы, который живёт в районе спорткомплекса в Лужниках — похоронены в Московском Кремле и в Петропавловской крепости. А это был склеп великих князей. Мальчишки всё раскопали, достали один скелет, все кости скрепили, и ночью решили напугать девчонок из их класса. Подготовили два костра, облили сучья бензином, и когда девчонки пришли, мигом подожгли костры, а скелет, находящийся между кострами, задёргался, насмерть перепугав девчонок…

— Чем вы скрепляли кости? — спросил я.

— Верёвками, — не моргнув глазом ответил «Пушкин».