Замять желтолистья

В парке над Припятью несколько клеников он посадил памятной осенью сорокового года — тогда был объявлен месячник озеленения города, и десятиклассники принимали в нем участие. После войны он тоже сажал деревья — редакция выезжала на субботник в прилегающую к городу так называемую зеленую зону. В последние годы у Высоцкого не раз возникало желание посмотреть на деревья, посаженные своей рукой.

Миновав арку — символический вход в парк, Высоцкий ничего не узнал. С ним случилось то же, что и в железнодорожном городке, когда, выйдя из вокзального помещения, он едва не заблудился. Теперь день, среди деревьев он не заблудится, но место стало чужим и как бы незнакомым.

С минуту Высоцкий стоял, присматриваясь к переменам, пока понял, что случилось. Парк заметно уменьшился, пожалуй, половину его занимают незнакомые постройки. Под ними те места, где росли посаженные им клены. Высоцкий погрустнел. Будто рвалась нить, которая связывала его с юностью: деревья, очевидно, вырубили, и на их месте возвели железобетонные здания.

Он вышел к Припяти. Она блеснула широким синим плесом, безлюдным песчаным берегом, видимо превращенным в пляж. В уцелевшей части парка клены, тополя, акации разрослись, сплелись кронами, на аллеях под ними полумрак, затишье, опавшая листва щедро застилает дорожки.

Высоцкий нашел скамейку на окраине парка, откуда лучше смотреть на реку, присел, положил рядом портфель. Пышные вершины кленов будто пламенем охвачены. Месяц желтолистья. Деревьев, которые посадил он, нет. Что ж, молодость давно прошла, и печалиться не стоит. Текла Припять, шли годы, выросли другие деревья. Все как надо. А что сталось с ним? Ничего особенного. Учился, потом учил других. В его возрасте человека молодым не назовешь, — наверно, поэтому он слишком сентиментально смотрит на прошлое. Для него, как для деревьев в парке, тоже наступила пора желтолистья.

По-летнему светит солнце. В голубой вышине плывут белые тучки, синеет заречный сосняк, видимая глазом луговина заставлена редкими стожками. С левой стороны, легкие, ажурные, будто игрушечные, висят над рекой арки шоссейного и железнодорожного мостов. Возле шоссе, там, где оно скрывается в сосняке, стояла когда-то деревенька — несколько хаток с темными, обдутыми ветрами стенами. Хатки видны и теперь, сереют шиферными крышами, а сами желтые, синие, зеленые. Коснулось и деревеньки дыхание перемен.

Посредине реки промчался, вздымая пенистую

борозду, катер, послышался далекий гудок парохода.

Из-за деревьев вышла стройная, по-летнему одетая девушка или молодая женщина. Увидев, что крайняя скамейка занята, с минуту поколебалась, затем решительно направилась к ней и села с другого конца, не обращая внимания на Высоцкого.

Он тоже не смотрел на нее — сидел, курил, ни о чем не думал, расслабленный после недавнего напряжения, охваченный приятным, умиротворенным настроением. Такое настроение как бы невольно вызывала спокойная река, песчаный берёг, зеленая трава на противоположном низком берегу, тишина, которая тут царила.

Он даже вздремнуть не вздремнул, а так слегка покачивался словно в невесомости, между сном и явью, видел и не видел реку и песок. Встрепенулся от какого-то внутреннего толчка, и, когда вскинул глаза на соседку, взгляды их встретились. Она первая отвела глаза. Он потом украдкой следил за ней: интересное лицо — встретишь и запомнишь, — может, из-за прямых, чистых линий высокого лба, прямого, орлиного носа, гибкой фигуры.

Соседка держит в руках шариковую ручку и учебник английского языка — тот, по которому учатся студенты от первого до третьего курсов, на сжатых коленях лежит толстая тетрадь в клеенчатой обложке и маленький карманный словарик. Встретив в тексте незнакомое слово, соседка сначала записывает его в тетрадь, затем снова углубляется в учебник. В маленьком словарике всех нужных слов не находится, и тогда она недовольно морщит лоб, что-то отмечая в тетради. Наверное, ставит против таких слов вопросы.

Девушка упрямая: прошло десять минут, двадцать, полчаса, а она по-прежнему перелистывает словарь, не поворачивая головы к соседу.

Высоцкий подсел ближе. Соседка сделала вид, что не заметила, а может, и впрямь не заметила. Пальцы ее правой руки в чернилах, маленькое чернильное пятно на прямом высоком лбу — испачкалась, когда поправляла волосы. Возникло доброе чувство к ней, желание ей помочь. А может, и другое было в неожиданном порыве — стремление отплатить за невнимание, возвыситься в ее глазах.

— Дайте учебник, — попросил он. Она недоуменно взглянула на него.

— Дайте учебник.

Девушка осторожно отдала ему книгу.

— Так вы языка не выучите. Надо понять предложение, а потом записывать слова. Можно вообще не записывать. Лучше два-три раза повторить текст.

Он прочитал несколько строк, сразу же переведя их.

Она, видимо, поняла, что перед ней преподаватель, — по интонации чтения, неторопливой уверенности, поучительному тону. Сидела притихшая, послушная.

А он почувствовал, что несколько перебрал.