Они обмениваются взглядами, но в конце концов отвечает девушка.
– Для еретиков, – объясняет она. – Это происходит раз в две недели. Любого, кто занимается магией или нарушает какие-то другие законы, приговаривают к смерти.
В Селларии сожжение – самый практикуемый метод казни, вспоминает Беатрис свои уроки, ощущая горечь во рту. Она не забыла, что в этот самый момент носит на запястье звездную пыль.
– Я не знала, что это происходит так часто, – говорит она, стараясь не выглядеть так взволнованно, как это есть на самом деле.
Каждые две недели. Сколько же человек приговаривают к смертной казни, если это происходит так часто?
– Но ведь магия была объявлена вне закона с тех пор, как король Чезаре занял трон, разве не так? Это не новый закон, и люди знают, какое их ждет наказание.
– Ах, – говорит юноша, его губы изгибаются в забавной улыбке. – Но отчаявшиеся люди совершают отчаянные поступки, и всегда есть вольнодумцы, которые считают закон несправедливым.
– На самом деле здесь не о чем беспокоиться, – добавляет девушка, махнув рукой. – Но в течение нескольких часов после этого воздух заполняется очень неприятным запахом, поэтому я бы порекомендовала скорее отправиться в закрытое помещение. Мы с Николо будем сопровождать тебя, – ухмыляется она брату.
Или просто Нико, вспоминает Беатрис смутно знакомое имя.
– Жизелла драматизирует, – говорит Николо. – К запаху быстро привыкаешь.
Беатрис не может представить, что она когда-нибудь привыкнет к запаху горящей плоти, но знает, что лучше не говорить об этом, чтобы ее не посчитали сочувствующей еретикам. Вместо этого она заставляет себя улыбнуться и переводит взгляд с одного на другую.
– Вы близнецы? – спрашивает она.
– Технически я на пять минут старше, – отвечает Нико.
Жизелла закатывает глаза и резко бьет брата локтем в бок.
– Факт, который он никогда не дает мне забыть, – бормочет она.
– То же самое и с моими сестрами, – признается Беатрис, и ее снова охватывает тоска по дому. – Хоть мы и тройняшки, я все равно старшая.
Она делает паузу, как будто мысль только что приходит ей в голову.
– На самом деле, я надеялась получить от них известия. Я знаю, что они еретики, но мы, безусловно, должны стараться держать наши сердца открытыми для всех, хоть и не должны допустить, чтобы нас коснулась их испорченность. Я отправила пару писем, но, возможно, потребуется время, чтобы получить на них ответ. Поэтому подумала, что, возможно, попрошу темаринского посла сообщить мне новости: замужем ли Софрония, как она приспосабливается и тому подобное. Вы его не видели?
– Лорд Савель? – фыркнув, спрашивает Жизелла. – О, ты его здесь не найдешь, в большинстве случаев он предпочитает компанию самого себя. Я слышала, что он ходит в морской сад только перед рассветом, когда вокруг никого нет.
Сердце Беатрис замирает, и ей приходится сдерживать стон от мысли, что ей придется вылезать из постели перед рассветом.
– Как там Паскаль? – спрашивает Жизелла. – Он в последнее время неуловим, хотя я полагаю, что таковы большинство молодоженов.
– Мы оба считаем этот брак немного странным, – отвечает она. Это та правда, которую она любит больше всего, и другие могут интерпретировать ее так, как им нравится. – Вы, как кузены, должны хорошо знать Паскаля.
– О, у нас полно кузенов, последний раз я насчитал дюжину, не считая короля Леопольда и его братьев в Темарине, – говорит Николо, качая головой. – Но селларианский двор – не лучшее место для детей, и у нас, тех, кто здесь вырос, не было другого выхода, кроме как объединиться.
– Конечно, Пас сначала рос не здесь, – говорит Жизелла. – Он переехал сюда, когда ему было… наверное, тринадцать или около того? После… – она замолкает, глядя на своего брата, но Беатрис и так имеет хорошее представление о том, что должно последовать дальше.
– После? – все равно подсказывает Беатрис, потому что, хотя и знает эту историю, она не знает их версии, а ее мать всегда говорила ей, что, повторяясь достаточно часто, сплетни становятся самостоятельной правдой.
– После того, как скончался принц Пьетро, – заканчивает Николо. – До этого Паскаль жил на юге со своей матерью.
Беатрис делает вид, что это для нее новая информация, хотя слухи о королеве Валенсии дошли даже до бессемийского двора. Они называли ее Безумной Королевой. Беатрис слышала более подробный рассказ о трагическом самоубийстве королевы в рамках своих уроков, но именно слухи больше всего преследовали ее на протяжении многих лет, хотя большинство из них слишком возмутительны, чтобы в них можно было поверить.