Она задается вопросом, видят ли Софрония и Дафна звезды там, где они находятся, какие созвездия они могут разглядеть. Ее глаза ищут одну конкретную звезду – она не знает почему. Та не особенно яркая или большая, просто одна из бесчисленных звезд, часть спицы Колеса Странника – созвездия, которое означает путешествие или, в более широком смысле, изменение. Если бы она верила в звезды, то могла бы воспринять это как предзнаменование своего возвращения домой, и, как бы хорошо она ни понимала, что шанс на это мал, ее сердце сжимается при одной лишь мысли об этой возможности.
Беатрис закрывает глаза и думает о своих сестрах, о том, как видела их в последний раз, одетых по моде их новых домов. Отправляясь в разные стороны, они выглядели, как незнакомки. Она представляет, как возвращается во дворец, в котором выросла, представляет знакомые мраморные полы под ее туфлями, картины ее предков на стенах, тяжелый аромат бергамота. Это кажется реальным – таким реальным, что она готова поклясться, что чувствует острые края хрустальной дверной ручки под своей ладонью, когда толкает дверь в покои, которые она делила со своими сестрами. По другую сторону двери она слышит смех Софронии и низкий голос Дафны. Ее сердце сжимается в груди, и она заходит в комнату, но на этом ее фантазия угасает, и она снова в Селларии. Одна и одинока, и ей ничего не остается, кроме как составить компанию самой себе.
– Хотела бы я оказаться дома, – говорит Беатрис, снова глядя на звезду. Она говорит шепотом, но слова отзываются эхом в ее ушах еще долгое время после того, как срываются с губ. В этот момент бренди окончательно затуманивает ее мысли и наконец-то –
Софрония
Перед тем как встретиться с Леопольдом в конюшне, Софрония надевает свой новый фиолетовый костюм для верховой езды. Это великолепное творение из роскошного бархата с блестящими золотыми пуговицами, но в ее голове настойчиво звучит голос матери, говорящий ей, что она похожа на виноград. Только когда Леопольд приветствует ее широкой улыбкой и быстрым поцелуем в губы и говорит, что Софрония прекрасно выглядит, голос ее матери становится немного тише. Несмотря на это, ее охватывает трепет, и в глубине души она вся дрожит.
– Как прошла охота? – спрашивает она, заставляя себя вспомнить о деревне, которую Леопольд разрушил, чтобы построить свой новый домик. По сообщениям шпионов ее матери, жителей деревни выгнали из домов даже без компенсации, необходимой для переезда.
– Отлично, хотя мне было жаль бросить тебя так скоро после нашей свадьбы, – отвечает он. – Я подумал, что тебе захочется осмотреть территорию, раз уж ты так долго сидела в замке взаперти.
– Ты верно решил. Не думаю, что раньше осознавала, насколько изнурительными могут быть чаи и обеды.
– Ты была с моей матерью и ее друзьями, – отмечает он. – Я думаю, что «утомительно» – это слабо сказано.
Софрония смеется. Конюх приносит ей табурет, чтобы она могла сесть на лошадь, но Леопольд отмахивается от него и встает позади нее.
– Вот, позволь мне, – шепчет он ей на ухо, обхватывая руками талию, и поднимает ее в седло.
Софрония чувствует, что краснеет, – черта, из-за которой мать давно сетовала на ее неспособность себя контролировать. Когда Леопольд садится на свою лошадь, Софрония вспоминает о своей матери и послании, которое та отправила. Она не удивлена, что ее матери удалось вовлечь великого сэра Диаполио в свои заговоры, но ей интересно, имеет ли это какое-то отношение к Беатрис. Возможно, певец поделится весточкой от ее сестры, а также тем зловещим подарком, который он получил от императрицы.
– Ты рад, что посетишь выступление сэра Диаполио сегодня вечером? – спрашивает она Леопольда, когда они на своих лошадях едут бок о бок по тропинке.
Робко взглянув на нее, он пожимает плечами.
– Я не назвал бы себя ценителем. Он посещает двор с выступлениями несколько раз в год, и я знаю, что большинство людей – точнее, большинство женщин – влюблены в него, но не понимаю почему. Он прекрасный певец, признаю, но… – он замолкает.
– Я слышала, что он довольно красив, – говорит Софрония, и Леопольд смеется.
– Осторожно, есть те, кто сочтет такую слабую похвалу тяжким оскорблением его красоты. По правде говоря, я приглашаю его ради мамы. Ей очень приятно слышать, как он поет на селларианском языке.
Софрония кивает, задаваясь вопросом, является ли это частью подарка от ее матери, – еще одно оружие, которое можно использовать, чтобы скомпрометировать Евгению. Если это так, то подарок не слишком хорош. Все любят сэра Диаполио, и Евгения в этом не одинока.