Замки на их костях

– Мы не можем изменить то, что было в прошлом, – говорит она ему, прикладывая ладонь к его щеке. – Но я верю, что ты изменишь будущее.

– Мы изменим, – поправляет он, снова целуя ее, и она рада, что он не видит ее лица, потому что уверена, что на нем в мгновение отразилось вся ее бесчисленная ложь. Когда он отстраняется, ей удается изобразить на лице улыбку.

Леопольд засыпает, обняв ее за талию, и она может чувствовать его глубокое, даже мягкое дыхание на своей шее. Но она не может заснуть.

«Мы изменим будущее». Она снова и снова слышит в голове слова Леопольда и начинает представлять, как могло бы выглядеть это будущее, если бы плана ее матери не существовало. Она видит их бок о бок на темаринском троне, видит, что они, старше и мудрее, едут по более чистому и счастливому Кавелле, а люди выкрикивают их имена; видит, что они вместе проводят собрания совета, как и сегодня, но с советниками, которые их уважают. Она видит, как они правят вместе всю оставшуюся жизнь, и знает, что они могут это сделать. Она уверена в этом до мозга костей.

Единственное, чего она не знает, так это того, как это будущее и то, что замышляет ее мать, могут сосуществовать.

На следующее утро Софрония садится писать матери письмо, которое ей, вероятно, следовало написать сразу после разговора с сэром Диаполио. Но она говорит себе, что сначала ей нужно было доказать, что послание короля Чезаре подлинное. Только она знает, что это не вся правда. Она боялась сказать матери, что Евгения и Чезаре замышляют вырвать Темарин из ее рук. Боялась, что ее мать найдет способ исказить это и выставить виноватой Софронию.

Но она не только подтвердила эти подозрения, но и начала подрывать планы Евгении, и знает, что теперь мать не сможет найти, к чему придраться. Она может даже начать ей гордиться, хотя это слишком многое и на это не стоит надеяться.

Тем не менее, Софрония гордится собой, и этого вполне достаточно.

Она подробно описывает события прошлой недели, включая письмо Чезаре к Евгении, слово в слово, а затем рассказывает матери о шагах, которые она предпринимает, чтобы исправить ущерб, нанесенный Евгении. Она знает, что ее мать хочет, чтобы Темарин пал, но на их условиях, а не на условиях Евгении и Чезаре. Если Селларии удастся получить контроль над Темарином, Бессемии будет трудно одолеть обе страны.

Чувствуя себя вполне довольной, Софрония использует обфускацию Хартли, чтобы закодировать сообщение в мягкое и скучное письмо о темаринской погоде, и дает его Виоли для доставки в Бессемию.

Дафна

Когда за месяц до их шестнадцатилетия императрица вызвала принцесс на поле для стрельбы из лука, Дафна была в восторге. С тех пор, как она впервые взяла в руки лук в возрасте восьми лет, – это случилось после того, как шпионы ее матери узнали, что принц Киллиан любит стрельбу, – она почувствовала, что это часть ее. Большую половину дня она проводила в поле, натянув тугую тетиву и касаясь оперенным хвостом стрелы своей щеки, а затем позволяла ей взлететь в воздух. Мало что было так приятно ее слуху, как звук острия стрелы, пронзившего цель.

Но мать пригласила не только их. С ней была группа из пяти молодых людей, которых Дафна сразу узнала – лучники. Она видела, как они выступали на последнем турнире, хотя ни один из них не прошел в полуфинал. Все они, по мнению Дафны, были среднего уровня.

– Похоже, это твой счастливый день, – сказала Беатрис, взяв Дафну за руку и быстро усмехнувшись, прежде чем ее взгляд переметнулся к юношам. – Хотя, возможно, и мой тоже, – добавила она.

– Если ты проживешь хоть день без флирта, я подарю тебе свои новые туфли. Те бледно-лиловые на каблуке с бантами, которые ты так хотела, – сказала ей Дафна, главным образом потому, что знала – Беатрис с треском провалится, хотя было бы весело наблюдать, как она пытается контролировать себя.

– Эти туфли великолепны, но я не настолько сильно хочу их, – ответила Беатрис со смехом.

– Добавьте к этому мою новую шляпку, – вставила стоящая с другой стороны от Беатрис Софрония, глядя на Дафну заговорщическим взглядом.

Глядя на Софронию, Беатрис нахмурилась, но на самом деле боролась с улыбкой.

– Добавьте к этому то домашнее фиолетовое платье и по рукам.

Софрония посмотрела на Дафну с приподнятыми бровями и веселой улыбкой.

– Договорились, – заключила она. – Но если ты взмахнешь ресницами или будешь использовать какие-то другие намеки, мы месяц сможем брать из твоего гардероба все, что захотим.

– Два месяца, – поправила Дафна.

Беатрис поджала губы.

– Хорошо. Но, в любом случае, это будет легко. Я могу вести себя прилично.

Когда они подошли к императрице, она встретила дочерей своей обычной натянутой улыбкой.

– Я решила, что сегодня мы немного повеселимся, голубки мои. Давайте устроим соревнования по стрельбе из лука, ладно?