Замки на их костях

– Мы могли бы вдвое снизить их налоги и ничего не сказать, наши действия говорили бы за нас. Но мы этого не сделали. Потому что хотели получить признание и одобрение. Но, Лео, мы не можем получить признание, не беря на себя вину. И вина за плохое намного перевешивает то хорошее, что мы пытались сделать, чтобы противодействовать этому.

– Но мы пытаемся, – сказал он ей тревожно близким к детскому голосом, хотя, возможно, в этом не было ничего удивительного. Во многих отношениях Леопольд больше походил на ребенка, чем им когда-либо была Софрония. – Разве они не понимают, что мы пытаемся?

– Мы хотели получить признание за попытку, – сказала она с тяжелым вздохом. – Но после стольких предательств, стольких обид, стольких смертей – почему они должны отдавать нам должное за то, что мы сделали минимум, чтобы навести порядок, который мы сами нарушили?

Леопольд промолчал.

– Так как же нам изменить их мнение?

– Не знаю, – призналась она. – Но я полагаю, что мы начинаем с признания. Возьмем на себя вину и признаем, что ущерб может быть непоправимым. А потом мы все равно попытаемся все исправить. Не ради славы, а потому, что так правильно.

Леопольд молчал так долго, что Софронии показалось, он заснул. Однако, когда она почти уснула сама, он снова заговорил.

– Ты все время говоришь, что это были мы. Но это были не мы, а я. Мне жаль, что тебе сделали больно из-за меня.

Софрония перекатилась к нему так, что они оказались лицом к лицу. Лунный свет, льющийся из окна, отбрасывал серебряное сияние на лицо Леопольда, делая его призрачным. Он выглядел старше, чем накануне, как будто за последние несколько часов прожил целую жизнь.

– Мы вместе, Лео, – мягко сказала она ему.

Она думает об этом сейчас, оставшись одна в своей комнате, – прекрасная возможность вынуть печать, чтобы подделать письмо почерком короля Варфоломея и вовлечь его в неизбежную войну. Ее мать говорит, что всегда надо быть во всеоружии, и Софрония уверена, что Беатрис со дня на день заставит Селларию начать готовиться к войне. Она должна написать письмо, чтобы, когда придет время, сразу передать его. Беатрис должна сделать так, как сказала ее мать, не беспокоясь о Евгении и ее заговорах, а позволить той сделать еще больше, чтобы ослабить Темарин. Ей все равно, если Евгения сровняет его с землей. Она должна следовать плану матери.

Вместо этого она шифрует письмо Беатрис, спрашивая о происхождении селларианского вина, на которое королева тратила миллионы астр, а затем зовет слугу, чтобы тот отправил его с дневной почтой.

Единственное, что есть хорошее в обеде с Анселем, – это то, что Евгения доверяет ему еще меньше, чем Софрония. Каждый раз, когда он глотает суп или использует не ту вилку, она вздрагивает так, как будто он ее ударил. Ансель этого не замечает, так как слишком занят тем, что очаровывает принцев рассказами о том, как он был учеником рыбака и плавал по океану Виксания.

– Я слышал, что в этих водах водятся морские чудовища! – восклицает Рид, и его глаза расширяются.

Ансель усмехается.

– То, во что хотят заставить вас поверить фривийские моряки, чтобы они могли оставить всю рыбу себе. Худшим монстром, которого я встретил в тех плаваниях, был мой капитан. Он храпел, как разъяренный медведь, и любил помахать кулаками.

– Он бил тебя? – спрашивает Гидеон.

Евгения вскакивает, и от яростного взгляда, который она бросает на Анселя, в комнате становится прохладнее.

– Это неподходящий разговор для обеденного стола.

– Приношу свои извинения, – говорит Ансель, робко улыбаясь, что не совсем соответствует веселью в его глазах.

– Ты все еще рыбак? – спрашивает Леопольд, используя нож и вилку, чтобы разрезать кусок стейка. То, как он держит золотые столовые приборы, как он точно знает, как резать пищу, даже то, как он ее пережевывает, делает его королем. Леопольд, вероятно, даже не осознает, что делает это, но Ансель замечает все. Он держит столовые приборы неуклюже, и, если бы Софронии пришлось догадываться, она бы сказала, что он никогда раньше не ел стейки.

– Нет, Ваше Величество, – отвечает он. – В основном мы ловили огнехвоста – хорошую рыбу по умеренной цене, – но за последний год она стала слишком дорогой для низших классов и при этом остается недостаточно хороша для такой знати, как вы. Капитан распустил большую часть команды.

Леопольд смотрит на Софронию, и, хотя ее радует стыд и желание что-то сделать в его глазах, она слишком настороженно относится к их гостю. Ансель был вежлив с тех пор, как прибыл на обед, и, возможно, его разговор с Виоли и правда был случайностью, но Софрония ему не доверяет. Она научилась прислушиваться к своим инстинктам.

– Чем ты теперь занимаешься? – спрашивает Софрония, берет бокал с вином и, не сводя глаз с Анселя, делает небольшой глоток.

Ансель выдерживает ее взгляд.

– В основном случайные заработки, – пожимает он плечами. – Полагаю, последнее, что я делал, – чистил виселицу после казни.

Он произносит слова достаточно обыденно, но Софронии приходится подавлять дрожь. Евгению же ничего не подавляет.