Замки

Возле кассы я встретила тетю Лиду, маму моей одноклассницы Веры. Она работала парикмахером и воспитывала дочь одна. Несмотря на то что у Веры было косоглазие, она всегда хорошо выглядела. Мама сделала ей кератиновое выпрямление волос и раз в месяц заставляла приходить на чистку лица. Вера пела в народном ансамбле от нашей школы, два раза в неделю ходила домой к учительнице английского (причем с первого класса), а на выходных занималась немецким. Она собиралась проучиться год в Киеве, а потом поступать в Берлин на какую-нибудь IT специальность. Тетя Лида запретила Вере распространяться о своих планах по поводу «заграницы», но она все равно всем рассказывала. С наступлением весны Верины плечи совсем вжались в стул. Она была готова к тестам лучше всех в классе, но это не спасало от волнения.

Может, так оно и работает? Чем больше вкладываешь во что-то усилий, тем больше переживаешь. Поэтому все любят выхаживать котят или ремонтировать старые машины.

Тетя Лида покупала травяной чай с мелиссой и тонну шоколадок.

– Мне нужно хоть как-то отвлечь ребенка от учебы, – засмеялась она.

Я почувствовала в её голосе неприкрытую гордость.

Наверное, приятно, когда мама тобой гордится. Хоть это делает тебя объектом. Но иногда приятно почувствовать себя красивой вазой на красивой полке.

Я пришла домой и почувствовала запах печеной картошки. Я сразу представила себе… Разрезанная напополам, слегка посыпаная солью и перцем, выложенная на раскаленный противень подрумянившейся корочкой вверх… А если сверху посыпать сыром… Как приятно протыкать эту корочку вилкой. Я ем печеную картошку со шкуркой. Вместе с костром, запахом дыма, школьными поездками, которые были нам не по карману, или маевками с родителями, которые мы никогда не устраивали. Вместе с Отто, всегда умеющим разжечь огонь, и Сережкой, умеющим разжечь улыбку, вместе с Лилит, которая угощает нас своей красивой темной едой, и Амальдой, у которой за пазухой мешочек с травами, способными исцелить душевные раны. Я ем печеную картошку вместе со шкуркой и оказываюсь в волшебном лесу.

Без Моргана.

– Праздничный обед почти готов, – донеслось из комнаты, – неси ананасы.

Мама выключила свет в гостиной, убрала залежи старых газет со стеклянного столика, накрыла его кружевной скатертью. Пятно прикрыла салфетницей. Комната стала похожа на музей. Музей памяти в старом кожаном чемодане, принадлежащий обычному человеку. У каждого есть такой музей.

Стены, затянутые тонким слоем паутины, напоминали невесту, так и не дождавшуюся своего часа. Её лицо прикрывала фатиновая фата. Хрупкие, потемневшие от времени кости гремели от порывов ветра. Когда родители сюда переехали – все было новое, чистое, обнадеживающее. Квартира старела вместе с ними. С потолка сыпалась штукатурка, обои отходили от стен, паркет вздулся, когда затопили соседи сверху. Мама старалась исправить ситуацию. Приносила домой безделушки, вешала календари с котами, покупала искусственные цветы.

Но давным-давно сдалась.

Комната сдалась вместе с ней. Они приехали сюда, чтоб быть счастливыми. Но свадьбы не случилось. Комната так и застыла в ожидании радости. Тонконогие пауки плели свою песню, черная плесень проедала стены и лишь остановившиеся часы беззвучно молили о помощи. Их слышала только я. Но я ничего не могла сделать.

Или могла?

Иногда комната наполнялась запахами (я люблю, когда мама готовит блины и мы уплетаем их, хватая руками, поливая клубничным вареньем), за окном бушевала гроза и даже сверкала молния, тихо бубнил телевизор, я взбиралась с ногами на диван и укрывалась колючим пледом, а мама рассказывала мне сплетни о своих подругах…

Мама принесла свечи из моей комнаты и зажгла.

– Крабовый салат, – представила мама широкую стеклянную вазу, – как ты любишь, крабовые палочки, кукуруза и ананас. Заправишь?

Я пошла на кухню за майонезом. На всякий случай проверила срок годности. В порядке. Почти не было грязной посуды. Плита блестела. Я не поверила своим глазам. К плите мы все старались не особо приближаться, потому что она оставляла жирные следы на одежде.

– Печеная картошка, – мама плясала вокруг большого синего блюда, раньше я его не видела, – украшенная кинзой. И сметанка, конечно.

Окна она зашторила, чтоб не попадал дневной свет, и достала с антресоли новогодние гирлянды. Комната выглядела на удивление празднично. Большой старый тигр в углу, с которым я часто засыпала в детстве, зажимал в лапах охапку мимоз.

– Копченая скумбрия! Всё, чтоб тебе было вкусно, – затараторила мама и достала из-за спины бутылку шампанского, – чур, открываешь ты, – она подмигнула.

Я только заметила, во что она одета. Новое платье. Темно-синяя ткань с сиреневым чертополохом. Закрасила седину. Красные губы.

Я перевела взгляд на салфетки с разноцветными шариками. На тонконогие бокалы, стоящие возле наших тарелок. На тяжелые золотые сережки в её ушах. На часы, висящие на стене. Мы уже несколько лет забывали вставить батарейки и они не работали.

Чем они могут мне помочь?

Но они шли. Тик-так. Тик-так. Я отчетливо слышала.

Перевела взгляд на салфетки.

Чёрт.