Замкнутый круг мести. Исповедь невольного убийцы (СИ)

В тот день, когда наша дружная четверка: Маликовы и мы с Настей — вернулись в Москву, у меня был неприятный разговор с тестем об убийстве Лиановского. Тесть, бизнесмен Цыганов, влиятельный человек и имеет множество связей где бы то ни было. У меня тоже есть друг в ФСБ — важный начальник Андрей Юрьевич Крестовский, с которым Олег Сергеевич тоже давно знаком. Да, если бы не моя способность принимать необдуманные решения, я бы в плен не попал и не пережил бы весь кошмар, свалившийся на мою голову от двинутого на мести поляка Радзинского. Но что прикажете делать человеку, первый раз в жизни ставшему убийцей троих рецидивистов? Вот и я тогда обратился за помощью к первому человеку, о котором вспомнил. Конечно, это смешно: я вспомнил не о ФСБшнике Крестовском, а о судье в ближайшем от моего следственного изолятора районе, который в итоге тоже попал вместе со мной в плен и там едва не был убит. Но я тогда своего добился: никто из моих друзей и коллег не узнал о том, что я убийца. Сейчас об этом знают только моя жена, тесть, Крестовский, священник в одной московской церкви, мой друг Володя с женой Раисой и Крохин, тот самый судья. Но я сейчас — спасибо Олегу Сергеевичу! — под защитой Федеральной службы безопасности.

Тесть меня тогда сурово отчитал за мою скрытность и безумную идею бежать в суд и умолять замять тот случай. Я молчал, понимая, что виноват. Почему я держал все в себе? Да просто потому, что не привык доверять близким людям. Мама ушла от нас, когда мне было три года, и я остался с отцом и бабушкой. Отец мой — полковник, человек суровый и державший все эмоции под контролем. Он старался и из меня сделать такого же «сухаря», но это у него не получилось. Бабушка, Светлана Новицкая, была единственным человеком, разрешавшим мне почти все. Но она часто рассказывала отцу, когда я плакал, и я получал множество замечаний, касавшихся того, как должен себя вести настоящий мужчина и офицер.

Но все это не убило во мне способность выражать эмоции. Я находил облегчение, когда ходил в церковь и беседовал о жизни с отцом Порфирием, местным священником. До десяти лет я очень любил это делать, но потом бабушка умерла, и мы с отцом переехали на другое место. А потом стало не до этого: шла перестройка, потом Советский Союз распался, наступил дефолт и прочее. Было не до того, чтобы ходить в церковь. Надо было как-то выживать: в то время ввели продуктовые карточки… Да, было трудно… И только совсем недавно я все же посетил церковь — меня так мучили угрызения совести из-за тех убийств, что я решился на исповедь. Отец Геннадий был хорошим слушателем и сказал те слова, которые я помню до сих пор: «Ты не убийца, ты отомстил убийцам за смерть невинных людей…» Да, это так и было, но прояснять эту историю я больше не стану.

После возвращения в Москву я снова посетил церковь Василия Исповедника, где был в первый раз. Оказалось, что отец Геннадий помнил меня и, когда я рассказывал о пережитом в плену и о том, что я опять убил тех мафиози, разумеется, укорил меня за то, что на моей совести уже семь смертей, но сделал правильные выводы из моей истории и снова повторил те слова. Я все еще отлично помню, о чем мы с ним говорили:

— Вы помните меня, отец Геннадий?

— Да, сын мой. Ты приходил раскаяться в убийстве некоего Лиановского. Твое имя — Вадим, я не ошибаюсь?

— Вы правы. Я снова пришел покаяться. Я совершил очередное массовое убийство.

Вижу на его лице изумление.

— Не все проблемы решаются таким способом, сын мой. Не стоит этим злоупотреблять.

— Да, вы снова правы, но другого выхода у меня не было. Меня и моего друга взяла в плен мафия. Ее главарь сначала жестоко избил нас, затем… надругался надо мной, — хоть я уже особо не думал об этом, но тот случай все еще вызывает во мне неприятные воспоминания.

При этих словах отец Геннадий побледнел и взглянул на меня с каким-то испугом и сочувствием.

— А затем он приказал своим подчиненным убить нас. Они бросили монетку, и выпала решка: это значило, что первым они убьют моего друга. Я не смог этого допустить, и мне пришлось снова взять оружие и расправиться со всеми четырьмя мафиози. Мы сбежали и только на следующий день вернулись в гостиницу к моей жене и друзьям.

— Да… — протянул отец Геннадий, — конечно, шестую заповедь нарушать — великий грех, но в твоем случае это был даже благородный поступок. Хоть у тебя за душой уже семь убитых, но ты не преступник, а человек, отомстивший за невинных людей. Месть — тоже не выход, но ты не виноват. Вижу, что ты честен в своем желании покаяния.

— Я больше не хочу никому мстить, а просто хочу спокойно жить, не вспоминая об этом.

— Да простит тебе Господь Бог наш Иисус Христос согрешения твоя, и я тебя прощаю и разрешаю, — священник снова накинул мне на голову свою епитрахиль, и я опять почувствовал странное умиротворение. Видно, снизошла на меня благодать от Бога…

Когда мы прощались, он мне сказал:

— Ты все же не вставай на путь мести — он ведет в тупик. Прощай, сын мой.

— Прощайте, отец Геннадий, — отозвался я, и мы расстались.