Замкнутый круг (СИ)

Рука скользнула вверх по животу и, огладив очертания груди, сжала одно из мягких полушарий, начиная теребить возбуждённый сосок — и так до тех пор, пока напряжение не начало медленно, но верно отступать под приливом возбуждения. Роуг сделал толчок, а вслед за ним ещё и ещё один — и после этого не помнил уже ничего. Мир вокруг перестал существовать, осыпаясь осколками серого безжизненного стекла, и только лицо Люси, искажённое гримасой безграничного наслаждения, оставалось донельзя чётким. Её стоны, дыхание — вся она — заглушали собой даже шум крови в висках — то единственное, что он ещё мог услышать. Наверное, ради этого чёртового момента и стоило жить — терпеть всю боль, унижение, что должны были давно остаться в прошлом, но до сих пор тянулись за ним бесконечным шлейфом ночных кошмаров. Ради этого не жаль было пожертвовать всем, что у него было, будь то единственный глаз, жизнь или судьба всего этого проклятого города и мира в целом. С каждым мгновением её хотелось всё больше — Люси была неотъемлемой частью его пропащей души, его спасением, наркотиком и ядом одновременно. От ощущения его робкой, доверчивой ласки, той сумасшедшей страсти, с которой она отдавала ему себя, всё тело вело, кренило в несуществующей плоскости. Роуг задыхался, сходил с ума — умирал. Ему действительно хотелось, чтобы всё закончилось именно сегодня — лучшего конца он не мог придумать. А Люси, чертовка, продолжала манить за собой, царапала коготками грудь через полурасстёгнутую рубашку — завлекала всё дальше к точке не возврата — его персональному аду. И снова хотелось жить, пожить хотя бы немножко, ведь этот сладостный миг неосязаемой нитью всё продолжал тянуться в будущее.

Грубый толчок в плечо заставил девушку немного отстраниться. Терпеть это дерьмо Стинг больше не собирался. Становилось мучительно больно от одного взгляда на Роуга: его искажённое томительной наслаждением лицо и то приятное дополнение, что дарила ему девушка своим умелым ротиком, вот-вот готово было выплеснуться наружу. Движения стали чаще; он буквально чувствовал, как с каждой последующей фрикцией увеличивается его член, но Люси, хитрая сучка, почувствовав скорый финиш, вовремя спохватилась и плотно обхватила губами головку. Стинг едва не захныкал от досады — ему не дали кончить! Раздражение едкой кислотой подскочило к горлу: он не для того затеял всё это, чтобы в итоге его ещё и в обламывали!

Действовать пришлось стремительно, пока никто из присутствующих не успел выразить своё несогласие. Блондин резко отстранился, схватил под руку и оттащил в сторону Роуга, — сил на это едва хватило. Скользнул при этом взглядом по его лицу — нездорово взбудораженному, с огромным мутным глазом. Прошло уже достаточно времени, чтобы дурь начала действовать в полную мощь, с плохо скрываемым удовлетворением отметил про себя и, склонившись низко-низко, прохрипел тому в самые губы:

— Вам давно пора поменяться местами, не считаешь?

Роуг без лишних вопросов подхватил Люси на руки, будто та весила не больше пушинки. Устроился полусидя в кресле на её месте, поудобнее усаживая девушку сверху, и жадно припал к распухшим пунцовым губам. Целовал так отчаянно, будто это было то последнее, что он сможет сделать в своей жизни, и сейчас жалел лишь о том, что немногим ранее не захотел тратить время на то, чтобы раздеться как полагает. А Люси всё льнула к нему, будто кошка, и так хотелось впитать через кожу хотя бы частичку той ласки, что она дарила ему сейчас. Собрать воедино и навсегда похоронить под сердцем, чтобы хоть что-то согревало холодными вечерами — так долго, сколько времени ему ещё отведено на этом свете.

Трепещущий язык Люси, её объятые жаром губы вытесняли из головы не только мысли, а, казалось, саму способность думать. Было так хорошо, что становилось физически дурно. Девушка нависла над ним, чиркая возбуждёнными сосками покрытый испариной пресс, заглянула в самую душу и как-то по-недоброму усмехнулась. Поймала его блуждающие по её телу руки и переместила их к талии, безмолвно приказывая ухватиться посильнее. Опустила ладонь вниз, обхватила трущийся между их животами член и медленно направила в себя, прикусив губу от усердия.