Замочная скважина

Как она могла забыть.

Джек всегда запоминает мелочи, связанные с его маленькой принцессой.

Глава 20

Я еще раз просматриваю диалог, в котором мама переписывалась с папой от моего имени, попутно комментируя его Кевину:

– Конечно, стремно это как-то – останавливаюсь на «не могу разговаривать, па»; меня коробит – могла бы и спросить.

Как бы папа не обиделся после такого. Вообще, он не из обидчивых, и, наверное, уже забыл об этом – но таким тоном я бы ответила ему только, если бы мы поссорились. Или если бы я была на уроке, на контрольной, где нельзя пользоваться телефоном.

Даже если бы я просто гуляла, делала домашку или что-то в этом роде – я бы ответила на звонок и сообщила ему все это лично. Потом бы мы еще пару минут поболтали и разъединились.

Мамины сообщения хоть и нормальные вроде, но звучат сухо.

Меня волнует, что папа считает, что их написала я.

Понимаю, мама руководствовалась только лучшими намерениями. Она не хотела ссорится с папой, увеличивать напряжение в семье еще больше, подключать к этому Питера и все такое.. но почему было не спросить заранее? Я могла бы написать то же самое, объясни она мне, но более.. по-теплому, что ли.

Теперь меня грызут сомнения на счет того, не перезвонить ли папе, и не сказать то же самое, но по-своему. Поболтать, узнать как дела у него. Как там «Грэдис», впечатлил ли его. Послушать саркастические замечания по поводу медленных официантов и дерьмового, хоть и дорогого бухла.

Только вот Кевин не одобряет эту идею. Он почему-то считает ее бессмысленной и строит из себя загадочного. Ну, иначе говоря –сообщает мало, но дыму наводит бессчётное количество. Он полюбил это дело с тех пор, как помог мне с Нейтом.

Теперь цены себе не сложит.

Наконец, блокирую экран и отбрасываю телефон на другой край кровати. Плюхаюсь теперь спиной, раскинув руки и ноги «звездочкой»:

– Почему нет? Тогда он поймет, что все нормально. А так эти сообщения.. мамины – фыркаю – надо было запаролить, как и Нейт.

Кевин молчит.

Начинаю злиться. Тоже мне, загадочный мистер Никто. То болтает, что не заткнешь, то каждое слово выпытывай.

Язвительно предлагаю:

– Может, скажешь что-нибудь?

– Не беспокойся об отце.

– Почему?

И тут дом сотрясает череда яростных ударов. Таких сильных, что кажется, будто моя кровать подпрыгивает. В моем понимании, именно так должен стучать спецназ в штаб-квартиру каких-нибудь дилеров, гангстеров или еще кого, точно зная, что берут чуваков с поличным.

Вот так стучать, а потом выбивать дверь.

Резко приподнимаюсь на локте, глядя на собственную дверь, когда раздается еще один удар.

Но этот грохот нисколько не заглушает тягучий, как всегда бесстрастный, голос Кевина:

– Потому что он и так знает правду.

* * * * *

Я быстро подпрыгиваю с кровати, и, распахнув дверь, выбегаю к лестнице. Спускаюсь лишь на одну ступеньку и, свесившись через перила, осторожно выглядывая вниз таким образом, чтобы меня саму не заметили. Даже если поднять голову, можно будет увидеть только мою макушку.

А учитывая темный цвет лестницы и моих волос – придется постараться, чтобы различить.

Если что – я успею быстро сделать пару шагов назад, вне видимости снизу.

Вижу, как сотрясается бедная дверь еще от одного удара. Из спальни выбегает мама. Наскоро приглаживая волосы на ходу, она нервно закусывает губу. Встав перед дверью, медлит какое-то время, словно готовя саму себя, после чего резко открывает.

Так обычно открывают калитку с диким зверем и тут же отбегают в сторону, давая ему выбежать и унестись прочь.

На пороге вижу отца.

Он в какой-то черной кожаной куртке (так идеально сидящей на нем в плечах, что не остается сомнений в ее пошиве по его размерам), джинсах, кроссовках. Из-под расстёгнутой кожанки выглядывает белая футболка.

На запястье ролекс, как всегда.

Его волосы в беспорядке, щетина чуть меньше, чем была на прошлой встрече.

Глаза сверкают, однако губы, словно живя отдельной от них жизнью –тут же расплываются в хищном оскале, едва он видит маму.

Папа не вносится в квартиру ураганом, что было бы логично после таких ударов – а заходит медленно. Ленивой, вальяжной походкой, словно пришел на званый ужин.

После чего мягко прикрывает за собой дверь.

– Что тебе надо, Джек? – голос мамы жесткий, сухой. Она скрещивает руки на груди.

Но я-то видела, как она готовилась пару секунд прежде, чем открыть дверь.

Папа усмехается одним ртом:

– Надо же. А я думал, вы заняты.

– Так и есть – мама недовольно кривит губы – так что не понимаю, зачем ты пришел.

– Даже не спросишь, откуда я знаю?

– Что знаешь?

Он делает к маме последний шаг, не оставляющий теперь между ними и полу-ярда, и говорит едва слышно:

– Что вы заняты.

Вижу, как у мамы по рукам пошли мурашки.

Она быстро расцепляет руки, чтобы убрать с них внимание и не дать отцу увидеть то же, что увидела я даже со второго этажа.

Делает шаг назад, вновь выстраивая с ним дистанцию:

– Наверняка, сказал кто-то из детей.

– А почему не ты?

– Я не обязана отчитываться перед тобой, Джек. Эти времена давно прошли.