Я как следует разглядываю незнакомку, пока она приближается ко мне. Она отличается от тех, кто обычно появляется в нашем доме. Незнакомых мужчин или даже женщин – обычно, они слишком взрослые и далеко не такие приветливые.
Они приходят злые, ссорятся с папой.
Такая гостья у нас впервые. Поэтому она привлекает мое внимание.
Плюс ко всему – она очень красивая. Почти как мама. Невысокая, стройная. У нее почти осиновая талия, а маленький рост скрывает огромная платформа на обуви. Бедра обтягивают синие мамма-джинсы. Сверху белая кофточка. Какая-та странная кофта.
Рукава длинные, но при этом длина самой кофты заканчивается чуть выше пупа. А декольте такое, что, кажется, Нейт без проблем бы смог разглядеть все, что захочется, если бы был здесь.
У нее шоколадного цвета волосы, оттенком похожие на мои. Они закручены в шикарные густые локоны.
На шее какая-та подвеска, которую она беспрестанно теребит.
Незнакомка кажется мне взрослой, но на деле ей, наверное, не больше 25-ти.
Наконец, подойдя ко мне, она ловко садится на бортик дивана, вынуждая меня убрать оттуда локти, и едва ли не на распев спрашивает:
– А где твой папа?
У нее ярко-голубые глаза. Очень красивые.
Длинные ресницы.
Она в целом очень красивая.
Растерянно жму плечами:
– Где-то в доме.
Но почему-то мне беспокойно оттого, что эта незнакомка может одна отправиться искать его по дому. Хотя я давно и не маленькая, мне становится жутко от мысли, что она может спрятаться где-то в этом огромном доме и выйти из укрытия ночью, когда все будут спать и беззащитны, не подозревая, что в доме незнакомый человек.
Потому, не дождавшись такого расклада событий, запрокидываю голову и кричу:
– Пап! Папа! Па!
Я повторяю лишь для уверенности, потому что его быстрые шаги слышны сверху уже после первого зова.
Крайне довольная проделанной работой и тем, что незнакомка теперь не пойдет сама изучать дом, я киваю ей:
– Он идет.
– Чудно.. – она протягивает это как-то томно. В детстве я именно такими представляли себе злых мачех, что приходили к принцессам на замену их матерям, когда те погибали.
Красивые, сперва очень любезные, даже чрезмерно милые – а после превращаются в настоящих гадюк.
С возрастом я поняла, что в мире для них есть более точное определение –
Шаги теперь уже слышны на лестнице. Я совершаю ошибку, отвлекшись на них, потому что уже в следующее мгновение ощущаю ее бархатистую руку на своих волосах. Она касается их очень осторожно, словно чего-то хрупкого и ценного:
– Какие мягкие.. – с улыбкой замечает.
Наверное, пытается произвести на меня хорошее впечатление.
Однако, если бы она хоть немного меня знала, то была бы в курсе, что я терпеть не могу, когда чужие люди касаются меня, моих рук, лица или волос.
Впрочем, не обязательно было меня знать.
Достаточно было следить за моей реакцией при ее прикосновении. Но незнакомка выглядит какой-то отрешенной, словно ее мысли где-то далеко.
Потому мне приходится исправлять ситуацию самой.
– Ага – я одергиваюсь, но не резко, чтобы не выглядеть грубой – а вы кто?
– Оу – еще одна притворная улыбочка – я его хорошая знако..
– Ты какого хрена
Рёв отца заставляет нас обоих подпрыгнуть на своих местах. Несмотря на то, что мы слышали его шаги на лестнице, появление все равно оказывается каким-то неожиданно шумным. Мы оборачиваемся, обнаружив его у лестницы.
Его лицо мрачное и жесткое. Губы сжаты, играют желваки. Руки сжаты в кулаки, словно он собирается затеять драку.
Видимо, зря я решила, что это девушка –
Однако, подобная реакция папы ее совершенно не смущает. Незнакомка не обращает на это внимания, тут же вспорхнув с бортика дивана, на котором сидела, и подойдя к нему:
– Джек, как я рада тебя..
Но он резко хватает ее за ту руку, что она протянула для объятия, и грубо выворачивает:
– Какого хера ты здесь забыла!? – цедит.
Я даже дышать забываю. Так и замираю, наблюдая за этой, в каком-то смысле, уникальной сценой.
Однако, на мое большое разочарование, дальнейший разговор идет исключительно на пониженных тонах. Почти шепотом. А учитывая, что стоят они возле лестницы – я не могу расслышать даже отдельно вырванных слов, чтобы самой додумать, в каком контексте они могли быть применимы.
Единственное, что я могу – это наблюдать за ними. Девушка на протяжении всего этого непродолжительного разговора активно жестикулирует, вырвавшись из хватки отца, и что-то быстро-быстро говорит. В какой-то момент она поддевает ту самую подвеску на шее, которую теребила при мне, и едва ли не тычет ею отцу в лицо.
Папа мрачнеет все больше, костяшки на руках белеют оттого, с какой силой сжимает кулаки. В итоге он прерывает ее, очевидно, на полуслове и грубо толкает в сторону двери:
– Проваливай.
Та – растерянная – оборачивается, спешно убирая волосы с лица:
– Джек, мне очень нужно..
В ее голосе не осталось и капли той слащавой любезности, которой она говорила со мной.
Лишь какая-та мольба и бессильная злоба.
– Я сказал – пошла вон! – папа вновь толкает ее к двери, оставаясь непреклонен о предмете их спора.
– Ты должен мне помочь! – визжит.