Замочная скважина

– Ублюдком? – папа, фыркнув, закатывает глаза – с какой стати я ублюдок? Я никогда тебе ничего не обещал. И никогда не лгал. Да так как я с тобой – ни один мужчина не был честен со своей женщиной.

– Ты говорил что я лучшая! – шипит мама, словно они расстались не три года, а три дня назад – говорил, что красивее меня девушки еще не встречал..

Папа усмехается:

– Ну так это была правда! Ты была моей любимицей. Черт, Гвен, да я позволил тебе родить мне ребенка – с вызовом наставляет указательный палец – а это уже, само по себе, нихреновая награда. Так притом еще и не одного! Хотя второй был исключительно твоей прихотью.

Любимица? Словно про домашнего питомца. А говоря про детей, отец переходит на такой высокомерный тон, словно сделал маме огромное одолжение тем, что просто дал нам родиться. Уму непостижимо.

Не могу поверить, что это про нас только что сказал мой папа.

Не верю, что он это всерьез. Наверняка, они просто сейчас с мамой говорят гадостей друг другу, чтобы задеть посильнее. Я вообще не должна была слышать этого разговора.

Однако, я здесь.

И продолжаю стоять здесь.

– Какая честь! – с сарказмом, сочащимся из всех пор ее безупречного тела, кивает мама – да это ты должен быть мне благодарен! Что в принципе смог запудрить мне мозги.

– Ты сама на это пошла – самодовольно напоминает.

– Я была молода́ и не понимала, на что соглашаюсь! Боже, Джек, да мне было шестнадцать лет!

– Детка, ну так это явно не мои проблемы – насмешливый оскал – единственное, что меня волнует прямо сейчас: мои дети. А именно то, что ты пытаешься встать между мной и ними. Вот, как по мне – твоя главная ошибка в жизни.

– Нет, Джек, это твоя ошибка.

– Не выводи меня, Гвен – тон его спокойный, но жути пробирает сильнее, чем от прежних яростных криков – я и так многое тебе позволял эти три года. Не стоит кусать руку, которая кормит.

– Кормит? – фыркает мама, уже не в силах успокоиться и подавить свои давние обиды – чем? Тем, что отобрала у другой руки? Вместе с самой рукой?

Кажется, она уже в принципе забыла, зачем это все начиналось. Никто не собирался навсегда лишать нас с папой общения. Просто на две недели. Пока сойдет синяк.

Но опираясь на нынешние мамины речи – даже я бы не поняла, о какой дате идет речь. Если слушать только ее – такое чувство, что она просто резко приняла решение отрезать отца от детей. Раз и навсегда.

Так что папино негодование понятно.

– Послушай меня – перевесившись через перила еще сильнее, я различаю папин жесткий взгляд и плотно сомкнутые губы; совсем как когда он разговаривал с той девицей – в твоих же интересах не вставать на моем пути. Ты прекрасно знаешь, что случается с теми, кто на это осмеливается.

– Угрожаешь мне?

– Напоминаю.

Ну маму это не пугает, а лишь бесит еще больше:

– Угрожаешь мне в моем же доме? – визжит она, совершенно потеряв лицо и цель этого скандала – убирайся! Пошел вон немедленно или я вызову копов!

– И что им скажешь? – усмехается папа, вскинув бровь – что у тебя на пороге отец детей, которому ты не даешь с ними видеться? Воруешь телефоны у дочери, отправляешь ложные смс-ки?

– Ты в моем доме! На моей частной собственности! Какие бы ни были причины – ты не имеешь на это право! Тебя запекут в участок!

– Так в этом уверена? – он хохочет – боже, Гвен, такое чувство, что мы пять минут знакомы. И ты совершенно не знаешь, что случится, когда приедут копы, если тебе хватит ума их вызвать. Совершенно не знаешь, сколько я дам денег рядовым патрульным, чтобы дело завели в итоге на тебя. Сколько дам судье, чтобы оно решилось за пару дней, а не месяцев. Сколько дам иным лицам нашей прекрасной государственной структуры, чтобы они сочли наилучшим для детей – изъять их из-под опасного влияния матери и до завершения судебного процесса передать отцу. А после в принципе лишить ее родительских прав без возможности восстановления в них. А так же без допуска на свидания с детьми. Этого ты хочешь? – он присвистывает и садится обратно на обувнушку – что ж, ну тогда звони копам.

Мама застывает, словно восковая фигура. На ее лице борются отчаяние и нерешительность. Не удивлюсь, если она в итоге реально бросится к телефону, просто чтобы что-то доказать отцу.

Но нет, разум в итоге берет вверх.

Выдохнув, она надевает свою привычную маску. Легкая снисходительная улыбка, колкий взгляд, прямая осанка, расправленные плечи, скрещение руки на груди.

– Чего ты хочешь, Джек?

Он вальяжно встает, демонстративно отряхнув джинсы:

– Я уже сказал, чего я хочу. Увидеть детей. И ты, как мой верный послушный джин, исполнишь это желание.

– Нет. Я уже сказала, что их нет дома. Джейзи ушла, забыла телефон. Да, я воспользовалась этим, но дома их правда нет. Нейта тоже.

– Не верю – вызывающе улыбается.

– Твои проблемы.

Папа медленно опускает взгляд себе под ноги, на ту самую обувнушку, и нарочито долго рассматривает мои ботинки. Мама, пока он не видит, в напряжении закусывает губу, поняв, к чему все идет.