Замочная скважина

– А я что говорила – подмигивает мама – и на дискотеку сошла бы.

– Может быть – уклончиво отвечаю, отпустив глаза в пол.

Встаю, еще раз глянув в зеркало.

Что-то не то. Не могу понять что. И тут до меня доходит :

– Я никогда не хожу дома с распущенными волосами. Собираю в хвост.

Мама отмахивается:

– Откуда ему это знать. Мы всегда встречаемся в кафе.

– Но до этого же мы жили вместе 14 лет.

– Он уже не помнит.

– Так же ты решила и про «папуля».

Мама хмурится, поняв, что мое замечание все-таки справедливо. Но тут же щелкает пальцами:

– Скажешь, что волосы сушишь. Должны просохнуть. Мокрые.

– Эм.. – нервно переминаю пальцы – я наоборот хотела объяснить сушкой волос свою задержку.

– Будет два в одном – небрежно отмахивается – скажешь, что высушила волосы, поэтому была так долго и поэтому они теперь распущенные. Папа в жизни не станет углубляться в эти тонкости.

Надеюсь, что так.

– Так, подожди – мама подходит к двери – выйди минутки через две после меня.

Как будто какая-та настоящая военная операция.

Было бы так смешно, если бы не было грустно.

Пытаемся обмануть отца, скрывая то, что новый муж моей мамы нечаянно поставил мне синяк, когда я пыталась защитить своего младшего брата, которого он избивал до смерти за то, что тот сбежал вместе с его дочерью, которую он оттаскал за волосы, из дома.

Н-да уж.

Сижу, как на иголках, натуральным образом отмеряя по часам на телефоне две минуты. С запасом жду еще одну, после чего, повторно поправив волосы, выхожу.

Шорты, футболка. Все, кроме волос (и тоналки) как всегда.

Когда спускаюсь с лестницы – уже слышу оживленную болтовню в гостиной. В основном чередуются голоса папы и Нейта. Кажется, брат что-то рассказывает. Надеюсь, ему хватит ума не говорить, что почти всю эту неделю мы сидели дома. Из-за «отравления».

Надеюсь, он опять на сотый раз пересказывает о своих давно отгремевших матчах, где они победили.

Мне не приходится делать вид счастливой. Потому что я действительно очень рада видеть папу.

Еще когда я подхожу и вижу со спины его белую футболку (кожанка лежит на боковине его кресла) и взъерошенные волосы – уже готова кинуться обниматься.

Видимо, я все-таки страшно по нему скучала.

Все-таки здорово, что пусть и таким неприятным образом, но мы все же смогли увидеться. Было бы погано, если бы реально обходились без встреч две недели.

– Па! – визжу я, словно девчонка, как всякую встречу, и кидаюсь к его креслу.

Когда я подбегаю, он уже успевает встать и, распахнув руки, обернуться. Ловит меня и поднимает над полом, как всегда, покрутив вокруг себя пару оборотов прежде, чем поставить обратно.

– Солнышко – усмехается – за это время, думаю, можно было выворотить весь гардероб.

Наконец, я размыкаю руки на его шеи, а он на моей талии, и наше приветственное объятие-полет завершается. Я поправляю волосы, когда он наконец отстраняется и обращает взгляд на меня.

Его улыбка почему-то разом меркнет.

Я отношу это к его последней фразе и потому с виноватой улыбкой обещаю:

– Больше я не буду так долго копошиться.

Но он хмурится все сильнее, глядя куда-то мне на нос.. Не нос.

Не нос.

Я быстро поправляю волосы, решив, что он заметил тональник:

– Прикинь, столько прыщей выскочило. Хоть зеркала срывай – нервный смешок.

Он протягивает руку и властным, но осторожным жестом, заправляет все волосы с правой стороны мне за ухо.

Проклятье.

Опять смотрит.

Лицо ожесточается.

Нет, не ожесточается.

Губы не сжаты, брови не нахмурены.

В них просто тьма.

Он в ярости.

Тихой, но убийственной.

– Это просто.. прыщи – пищу я, когда мама выглядывает из-за его спины, чтобы понять, что же он такое увидел.

И тут я опускаю глаза на его футболку.

Из-за того, что она белая, я сразу и не заметила.

Бежевое пятно. Чуть ниже его правого плеча. Как раз в том месте, куда должна была прижаться щекой я во время объятия.

Нет.

Этого просто не может быть.

Я вновь поднимаю глаза на папино лицо и сомнения отпадают.

Это действительно произошло.

Часть тоналки, которую мама так долго и усердно накладывала, скрывая ужасный яркий сине-фиолетовый синяк у меня на скуле – только что стерлась о папину футболку.

Глава 23

Я замираю и чувствую себя Нейтом, у которого десятью минутами ранее в прихожей спросили, почему мы не пришли в Грэдис. Отчаянное положение, когда ты знаешь правду, но когда именно правду тебе необходимо утаить.

В моей голове лихорадочно проскальзывает множество вариантов того, где и как я могла получить этот синяк. Так как уже очевидно, что папа его увидел и понимает, что это не новый способ нанесение теней.

Хорошо, хоть не фингал.

Там же сложно было соврать.

А скула.. как я могла заработать синяк на скуле?

Можно сказать, что я подралась с Нейтом.. Нет, папа в жизни не поверит. Что-что, а этому брата прекрасно научили. Как-то в детстве мы ругались, Нейт разозлился и ударил меня плюшевым медвежонком.

Ему было 8 лет и это была всего лишь игрушка. Да, заводная, потому внутри была твердая емкость для батареек, но по сути просто игрушка.