Читаем Замогильные записки полностью

Получая образование, низшие сословия познают тайную рану, подтачивающую безбожный общественный порядок. Слишком большое несоответствие условий жизни и величины состояний могло быть терпимо лишь постольку, поскольку пребывало скрытым; стоило этому несоответствию сделаться явным, и общество получило смертельный удар. Возродите, если сумеете, аристократические вымыслы; попытайтесь убедить бедняка, научившегося читать и переставшего верить в Бога, бедняка, сделавшегося таким же образованным, как и вы, — попытайтесь убедить его, что он должен терпеть лишения, меж тем как сосед его имеет доход в тысячу раз больший, чем ему, соседу, требуется: в качестве последнего средства вам придется его убить.

Когда пар будет окончательно поставлен на службу человеку, когда, соединившись с телеграфом и железными дорогами, он уничтожит расстояния, то перевозить можно будет не только товары, но и идеи, которые вновь обретут крылья. Когда налоговые и торговые преграды между различными государствами будут разрушены, как они уже разрушены между различными провинциями одного и того же государства; когда разные страны в повседневном быту заложат основания единства народов, как воскресите вы прежний способ существования раздельного?

С другой стороны, не меньше, чем расцвет животной природы, обществу угрожает наступление духа; предположите, что многочисленные и разнообразные машины отменили ручной труд; предположите, что материя — единственный и всеобщий наемный работник — пришла на смену земледельцам и челяди: чем займете вы праздный род человеческий? Чем займете страсти, лишившиеся пищи одновременно с умом? Тело поддерживает свои силы физическим трудом; с прекращением тяжелой работы сила исчезает; мы станем похожи на те азиатские народы, что покоряются первому же завоевателю, не умея защититься от руки, вооруженной булатом. Таким образом, только труд — залог свободы, ибо труд дарует силу: снимите с сынов Адамовых древнее проклятие, и они умрут рабами: «In sudore vultus tui, vesceris pane»[417]. Божье проклятие входит в тайну нашей судьбы: человек раб не столько своего пота, сколько своих мыслей; так, испробовав все формы общественного устройства, познав различные цивилизации, уверовав в неведомые усовершенствования, мы возвращаемся в исходную точку — к истинам Священного писания.

4.

Падение монархий. — Оскудение общества и прогресс индивида

Под властью нашей восьмисотлетней монархии Франция была средоточием ума, долговечности и покоя Европы. Лишившись этой монархии, Европа сразу склонилась к демократии. Род человеческий, во благо себе или во зло, обрел независимость; монархи-опекуны получали причитавшиеся им за опеку блага; достигнув совершеннолетия, народы утверждают, что более не нуждаются в поводырях. Со времен царя Давида и по сю пору народы призывали государей: наступает эра, когда призваны будут народы. Мимолетные мелкие исключения: греческие республики, карфагенская, римская республика с ее рабами — не отменяют того факта, что в древности правилом были государства монархические. Сегодня все современное общество, лишившись заслона в лице французских королей, прощается с королевской властью. Господь, дабы ускорить падение монархии, отдал скипетр в разных странах в руки немощных старцев, девчушек, едва покинувших колыбель, невест в подвенечном уборе[418]: этим-то львам без зубов, львицам без когтей, грудным младенцам и девицам на выданье принуждены повиноваться зрелые люди в нашу эру безверия.

Самые смелые принципы провозглашаются перед лицом монархов, мнящих себя в безопасности за тройной стеной ненадежной стражи. Демократия затопляет их; они поднимаются все выше и выше, с первого этажа под самую крышу своего дворца, откуда выбросятся через слуховые оконца, надеясь спастись вплавь.

При этом обратите внимание на удивительное противоречие: улучшается материальное благосостояние, происходит духовное развитие, а народы, вместо того чтобы этим пользоваться, хиреют; в чем тут дело?

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники мировой литературы

Замогильные записки
Замогильные записки

«Замогильные записки» – один из шедевров западноевропейской литературы, французский аналог «Былого и дум». Шатобриан изображает как очевидец французскую революцию 1789–1794 гг. Империю, Реставрацию, Сто дней, рисует портреты Мирабо и Лафайета, Талейрана и Наполеона, описывает Ниагарский водопад и швейцарские Альпы, Лондон 1794-го, Рим 1829-го и Париж 1830 года…Как историк своего времени Шатобриан незаменим, потому что своеобразен. Но всё-таки главная заслуга автора «Замогильных записок» не просто в ценности его исторических свидетельств. Главное – в том, что автобиографическая книга Шатобриана показывает, как работает индивидуальная человеческая память, находящаяся в постоянном взаимодействии с памятью всей человеческой культуры, как индивидуальное сознание осваивает и творчески преобразует не только впечатления сиюминутного бытия, но и все прошлое мировой истории.Новейший исследователь подчеркивает, что в своем «замогильном» рассказе Шатобриан как бы путешествует по царству мертвых (наподобие Одиссея или Энея); недаром в главах о революционном Париже деятели Революции сравниваются с «душами на берегу Леты». Шатобриан «умерщвляет» себя, чтобы оживить прошлое. Это сознательное воскрешение того, что писатель XX века Марсель Пруст назвал «утраченным временем», – главный вклад Шатобриана в мировую словесность.Впервые на русском языке.На обложке — Портрет Ф. Р. Шатобриана работы Ашиля Девериа (1831).

Франсуа Рене де Шатобриан

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное