Читаем Замогильные записки Пикквикского клуба полностью

Если бы равнодушный зритель могъ спокойно наблюдать физіономію великаго человѣка въ продолженіе послѣдней части этой бесѣды, онъ не мотъ бы надивиться, какимъ образомъ пожирающій огонь негодованія не расплавилъ стеколъ его очковъ: такъ могучъ и величественно свирѣпъ былъ теперь гнѣвъ президента Пикквикскаго клуба! Кулаки его невольно сжались, щеки побагровѣли и ноздри вздулись, когда онъ услышалъ свое собственное имя, саркастически произнесенное презрѣннымъ негодяемъ. Однакожъ онъ укротилъ свои бурные порывы, и невѣроятное чудо! нашелъ въ себѣ твердость духа — неподвижно стоять на одномъ мѣстѣ.

М-ръ Пикквикъ былъ философъ, это правда; но вѣдь и философы — тѣ же смертные люди, облеченные только бронею высшей мудрости и силы. Стрѣла, роковая стрѣла пронзила насквозь философскую броню и просверлила самое сердце великаго мужа. Раздираемый самою отчаянною яростью, онъ схватилъ чернильницу, бросилъ ее со всего размаха и неистово побѣжалъ впередъ. Но м-ръ Джингль исчезъ въ эту минуту, и великій человѣкъ, самъ не зная какъ, очутился въ объятіяхъ Самуэля.

— Куда вы бѣжите, сэръ? — сказалъ эксцентрическій слуга. — Мебель, я полагаю, дешева въ вашихъ мѣстахъ, a y насъ покупаются чернильницы на чистыя денежки, м-ръ… не имѣю чести знать вашего имени, государь мой. Погодите малую толику: какая польза вамъ гнаться за человѣкомъ, который, провалъ его возьми, мастерски составилъ свое счастье? Онъ теперь на другомъ концѣ квартала, и ужъ, разумѣется, его не видать вамъ, какъ своихъ ушей.

М-ръ Пикквикъ, какъ и всѣ люди, способенъ былъ внимать голосу убѣжденія, кому бы онъ ни принадлежалъ. Мыслитель быстрый и могучій, онъ вдругъ взвѣсилъ всѣ обстоятельства этого дѣла и мигомъ сообразилъ, что благородный гнѣвъ его будетъ на этотъ разъ совершенно безсиленъ и безплоденъ. Онъ угомонился въ одно мгновеніе ока, испустилъ три глубокихъ вздоха, вынулъ изъ кармана носовой платокъ и благосклонно взглянулъ на своихъ друзей.

Говорить ли намъ о плачевномъ положеніи миссъ Уардль, оставленной такимъ образомъ своимъ невѣрнымъ другомъ? М-ръ Пикквикъ мастерски изобразилъ эту раздирательную сцену, и его записки, обрызганныя въ этомъ мѣстѣ горькими слезами состраданія, лежатъ предъ нами: одно слово, и типографскіе станки передадутъ ихъ всему свѣту. Но нѣтъ, нѣтъ! Покоряясь голосу холоднаго разсудка, мы отнюдь не намѣрены сокрушать грудь благосклоннаго читателя изображеніемъ тяжкихъ страданій женскаго сердца.

Медленно и грустно два почтенныхъ друга и страждущая леди возвращались на другой день въ городъ Моггльтонъ. Печально и тускло мрачныя тѣни лѣтней ночи ложились на окрестныя поля, когда путешественники прибыли, наконецъ, въ Дингли-Делль и остановились передъ входомъ въ Меноръ-Фармъ.

Глава XI. Неожиданное путешествіе и ученое открытіе въ нѣдрахъ земли. — Пасторскій манускриптъ

Спокойная ночь, проведенная въ глубокой тишинѣ на хуторѣ Дингли-Делль, и пятьдесятъ минутъ утренней прогулки на свѣжемъ воздухѣ, растворенномъ благоуханіями цвѣтовъ, возстановили совершеннѣйшимъ образомъ физическія и нравственныя силы президента Пикквикскаго клуба. Цѣлыхъ два дня великій человѣкъ пребывалъ въ томительной разлукѣ со своими добрыми друзьями, и сердце его стремилось теперь къ вожделѣнному свиданію. Окончивъ кратковременную прогулку, м-ръ Пикквикъ возвратился домой и на дорогѣ, съ невыразимымъ наслажденіемъ, встрѣтилъ господъ Винкеля и Снодграса, спѣшившихъ привѣтствовать и облобызать великаго мужа. Удовольствіе свиданья, какъ и слѣдовало ожидать, сопровождалось превыспреннимъ восторгомъ, да и какой смертный мотъ безъ такого восторга смотрѣть на лучезарныя очи и ланиты президента? Между тѣмъ, однакожъ, какое-то облако пробѣгало по челу обоихъ друзей, и какая-то тайна, тяжелая, возмутительная, облегала ихъ безпокойныя души. Что бы это значило, — великій человѣкъ, несмотря на всѣ усилія своего генія, никакъ не могъ постигнуть.

— Здоровъ ли Топманъ? — спросилъ м-ръ Пикквикъ, пожимая руки обоимъ друзьямъ, послѣ взаимнаго обмѣна горячихъ привѣтствій. — Топманъ здоровъ ли?

М-ръ Винкель, къ которому спеціальнымъ образомъ относился этотъ вопросъ, не далъ никакого отвѣта. Печально отворотилъ онъ свою голову и погрузился въ таинственную думу.

— Снодграсъ, — продолжалъ м-ръ Пикквикъ строгимъ тономъ, — гдѣ другъ нашъ Топманъ? Не боленъ ли онъ?

— Нѣтъ, — отвѣчалъ м-ръ Снодграсъ, и поэтическая слеза затрепетала на роговой оболочкѣ его глаза, точь-въ-точь какъ дождевая капля на хрустальномъ стеклѣ.- нѣтъ, онъ не боленъ.

М-ръ Пикквикъ пріостановился и съ великимъ смущеніемъ принялся осматривать своихъ друзей.

— Винкель, Снодграсъ… что все это значитъ? Гдѣ другъ Топманъ? Что случилось? Какая бѣда разразилась надъ его головой? Говорите… умоляю васъ, заклинаю… Винкель, Снодграсъ, — я приказываю вамъ говорить.

Наступило глубокое молчаніе. Торжественная осанка м-ра Пикквика не допускала никакихъ противорѣчій и увертокъ.

— Онъ уѣхалъ, — проговорилъ наконецъ м-ръ Снодграсъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза