Замок

— Не хочу навязываться, — сказал староста, — но советую принять в соображение, что в моем лице вы можете найти не скажу чтобы друга — мы ведь совсем чужие люди, — но в известном смысле дружественного союзника. Вот только чтобы вас приняли землемером — этого я никак не допущу, в остальном же с полным доверием всегда можете ко мне обращаться, разумеется, в пределах моих властных полномочий, а они невелики.

— Вы все время говорите, — заметил К., — что я еще только должен быть принят землемером, но я ведь уже принят, вот же письмо Кламма.

— Письмо Кламма, — отозвался староста, — конечно, вещь ценная и заслуживающая всяческого уважения из-за самой подписи Кламма, которая, кажется, и вправду подлинная, в остальном же… — впрочем, не берусь да и не смею об этом судить. Мицци! — позвал он жену, но тут же вскричал: — Да что это вы делаете?

Надолго оставленные без присмотра, помощники и Мицци, видимо так и не обнаружив искомый указ, вознамерились уложить и запереть бумаги обратно в шкаф, однако, в связи с беспорядочностью и обилием разбросанных по полу папок, это им не удавалось. И тогда, не иначе что именно помощников осенила идея, которую они сейчас и приводили в исполнение, они положили шкаф на пол, запихали в него папки и, усевшись вместе с Мицци на дверцы, пытались теперь медленным и дружным нажимом все-таки их закрыть.

— Значит, так и не нашли указ, — изрек староста. — Жаль, впрочем, всю историю вы и так знаете, в сущности, указ нам больше не нужен, потом он, конечно, обязательно отыщется, вероятно, он у учителя лежит, у него тоже целая прорва бумаг и папок. Подойди-ка, Мицци, лучше со свечой ко мне да прочти мне это письмо.

Мицци подошла, и теперь, когда она присела на край кровати подле своего крепкого, полного жизни супруга, который вдобавок тотчас обнял ее за плечи, вид у нее сделался совсем уж серенький и невзрачный. В блике свечи из темноты выделялось только ее маленькое личико с ясными, строгими, лишь под воздействием лет слегка смягчившимися чертами. Едва завидев письмо, она даже руками слегка всплеснула.

— От Кламма, — вымолвила она.

Потом они вместе прочитали письмо, о чем-то пошушукались, покуда наконец — тут помощники дружно грянули «ура!», ибо им удалось-таки дожать и закрыть дверцы шкафа, за что Мицци вознаградила их безмолвным благодарным взором, — староста не объявил:

— Мицци совершенно моего мнения, теперь, пожалуй, я рискну его высказать. Это вообще не служебная бумага, а частное письмо. Уже из самого обращения «Многоуважаемый сударь!» это совершенно ясно. Кроме того, здесь и словом не упомянуто, будто вы приняты землемером, скорее, тут общие рассуждения о вашей господской службе, но и в них ничего определенного и обязывающего нет, сказано только, что вы приняты, «как вам известно», то есть бремя доказательства, что вы и в самом деле приняты, возложено на вас. Наконец, в отношении служебной подчиненности вас определяют исключительно ко мне, старосте, как к вашему непосредственному начальству, которое и должно сообщить вам все дальнейшее, что по большей части, кстати, уже исполнено. Кто в чтении служебных бумаг поднаторел, а вследствие этого и неслужебные письма еще лучше разбирает, для того здесь все ясней ясного; а что вы, сторонний человек, всех этих тонкостей не улавливаете, так оно и не удивительно. В общем и целом письмо ни о чем не говорит, кроме того, что Кламм лично намерен о вас позаботиться, если вы будете приняты на господскую службу.

— Вы, господин староста, — проговорил К., — так ловко письмо истолковали, что от него в конце концов вообще ничего не осталось, кроме подписи на пустом листе бумаги. [Мое толкование иное, я остаюсь при нем, и хотя в моем распоряжении и совсем другие средства борьбы имеются, я приложу все силы к тому, чтобы именно мое толкование было признано верным.] Да разве вы не замечаете, что этим вы принизили само имя Кламма, которого на словах якобы так уважаете.

— Это недоразумение, — возразил староста. — Я вовсе не отрицаю значения письма и толкованием своим нисколько это значение не умаляю, совсем напротив. Частное письмо от Кламма, разумеется, имеет куда большее значение, чем служебное послание, однако как раз того значения, какое вы ему приписываете, у него нет.

— Вы Шварцера знаете? — вдруг спросил К.

— Нет, — ответил староста. — Может, ты, Мицци? Тоже нет? Нет, не знаем такого.

— Странно, — заметил К. — Он же сын младшего кастеляна.

— Дорогой мой господин землемер, — проронил староста. — Ну откуда мне знать всех сыновей всех младших кастелянов.

— Хорошо, — сказал К. — Тогда вам придется поверить мне на слово, что такой человек есть. С этим Шварцером у меня сразу по прибытии неприятная стычка вышла. Так он запросил обо мне по телефону некоего младшего кастеляна по имени Фриц и получил справку, что я действительно принят землемером. Как, по-вашему, это можно объяснить?