Замок

Зеркало души Анны казалось действительно зеркалом. Только отражало оно душу человека, в него смотревшего. Странно, зеркала всегда одеваются в краски реального мира, но при этом всем известен их цвет – особый пусто-серебряный. Такими и были глаза девочки. Машины же глаза больше смахивали на яркий костер, постоянно выделяющий тепло и свет.

С одной стороны, в их лицах было какое-то едва неуловимое сходство, словно кричавшее: «Они давно знают друг друга!». Быть может, виной этому был вздернутый нос, украшающий лицо обеих. С другой же стороны, с той, с которой чаще всего смотрят люди, они были друг другу прямой противоположностью. Мария обладала круглым лицом, как бы представляющим всю остальную ее фигуру. Черты Анны можно было сравнить с угловатым наброском ее подруги – настолько острыми и резкими они казались.

– Я бы очень хотела взглянуть на новую картину поближе, – ответила девочка.

Они ухватились за уголок ковра, то ли висевшего на стене, то ли устилающего воздух, и медленно опустились на потолок Концертного Зала.

– А я бы сперва на пляж сходила! – Маша первая села на перевернутую горку и поднялась вниз.

– Можно и так, – подруга последовала за ней.

– Как все-таки хорошо, что о нас все забыли!

– Тут нечему радоваться.

– Ведь можно никуда не спешить, расслабиться и просто ждать.

– Но это не правильно! – возразила Анна.

– Ну не всем же быть унылыми правильными девочками! – выпалила Мария.

– Я вовсе не унылая! Это ты ненормальная!

– Я нормальная! Это ты скучная!

– Я скучная?

– Ты никогда не поддерживаешь мои идеи!

– Знаешь что?

– Что?

– Я с тобой никуда не пойду! – Аня приняла торжественно-безразличное выражение лица, тряхнула головкой и быстро зашагала, направляясь к ближайшему выходу.

К сожалению, он был не таким ближайшим, и девочкам пришлось еще с минуту идти мимо процветающих растений в презрительном молчании.

«Обижается как по расписанию! Вот психованная! Да кому она нужна?» – успокаивала себя Мария.

«Психованная» залезла на огромный рычаг, наконец повстречавшийся ей, и потянула за рукоятку. Рукоятка наклонилась вниз, достаточно для того, чтобы девочка могла взобраться на нее и встать на самый металлический конец. Стена тоже наклонилась, обнажая еще не до конца просохшее небо. Анна отправилась прямо туда, взлетая на красном воздушном шаре. Разве может один шарик выдержать человека? Этот может, ведь он сам не может определиться, шарик он или часть рычага.

Снаружи было прохладно. Железный шар помог девочке добраться до твердой земли, воспитывающей миллионы одуванчиков, и отправился домой.

Одуванчики брали пример с сладких вершин, и не один не смел оставаться желтым. Каждый собирал вокруг себя белоснежных слушателей. Маленькие парашютики крепко цеплялись тоненькими ножками за середину и за друг друга, собираясь в идеальные фигуры.

Их устройство было забавным: они доверяли друг другу и своей середине, но стоило ветерку немного намекнуть о своем присутствии, как середина эта тут же от них избавлялась. Теперь они, наученные, летели каждый своей дорогой, находили свое место в земле, а затем сами становились одуванчиками, так легко расстающимся с собственными семенами.

– Что? Нравится? – Елизавета обратилась к Джессике.

– Очень! – ответила та.

– Мне нравятся желтые. А не эти! – Королева изящным пинком направила несколько групп парашютиков на поиски собственного пути.

– Как жаль, что нельзя это запечатлеть! – девушка закрыла глаза и начала кружиться.

– Извини, – промолвила Лиззи

– Что?? – Джессика была ошарашена услышанным.

– Извини меня, – повторила Королева, вздергивая бровь. – Пожалуй, мне не стоило оставлять тебя без возможности фиксировать действительность.

– Ничего, – пробормотала журналистка. – Я уже не…

– Возьми, – госпожа Елизавета Оптис протянула маленькую желтую ленточку. – Скоро наш ход.

Мисс Форстер никогда не была так счастлива.

22.Огонь

Место под рамкой занял уже двадцать первый рисунок.

– С Днем Рождения! – Ангелика протянула Анне мягкий коричневый клубочек. – Слегка надави!

Именинница послушалась, и на смену клубочку явилось легенькое платье.

– Спасибо тебе! – Аня хотела было обнять девушку.

– Подожди, подожди. Сложи теперь по этой линии… Ага!

– Ого! – девочка любовалась замечательным купальником.

Музир преподнес свою новую картину. Она была необычной, и художник определил ее как портрет-пейзаж.

Портрет-пейзаж был выполнен в красно-желтых тонах. Лицо Анны, в особенности глаза ее, было совершенно точно передано. На линии горизонта выделялась галочка подбородка, окруженная идентичными ей силуэтами чаек. Небо было сверху, а море снизу, поэтому левая половина волос девочки казалась светлее. Заходящим солнцем, и настоящим, и отраженным в воде, были сверкающие серьги, на самом деле только что подаренные Елизаветой.

– Это же моя любимая мелодия! – воскликнула девочка, просматривая глазами восьмые и шестнадцатые, плескающиеся в ярких волнах.

Все по неведомому закону немного улыбались, проникаясь теплой атмосферой. Только одно лишь исключение стояло, насупившись, поодаль.