— Во-первых, я буду сотрудничать с вами бесплатно. Никаких денег я не возьму.
— Не возьмешь денег? — изумился Антон. Его большое тело целиком заколыхалось от удивления.
— Да, об этом даже не может быть и речи. Но плату я потребую. И если ты не сможешь ее обеспечить, то ни о каком сотрудничестве не может быть и речи.
— Я сделаю, что могу. Но что ты просишь?
— Сейчас скажу. Тебе известно, что Ростислав — убежденный противник нынешнего режима.
— Да, — поморщился Антон. — Он это и не скрывает.
— Тем более. Мое условие заключается в следующем: мы заключаем сделку, я работаю на вас, выполняю ваши поручения, а вы не трогаете ни Ростислава, ни его бизнес, как бы он не боролся с вами. Если ты мне это гарантируешь, я согласен. Если нет, наша сделка отменяется. Ну как?
Какое-то время Антон сосредоточенно молчал. От напряжения у него даже выступил пот на лбу.
— Да, отец, я сумею обеспечить неприкосновенность Ростислава.
— Уверен?
— Не сомневайся. Я договорюсь.
— Но учти, если Ростислав пострадает, я тут же прерву наше сотрудничество. Более того, публично озвучу его условия.
— А твоя репутация?
— Возможно, ты не поверишь, но мне глубоко на нее наплевать.
— Я верю, отец.
— Значит, договорились.
— Договорились, — заверил Антон.
— И последнее условие. Ни при каких обстоятельствах Ростислав не должен прознать про нашу сделку.
— Я понимаю. Я ему никогда не скажу.
— Теперь можешь обрадовать свое руководство, — сказал Каманин.
Антон кивнул головой.
— Я пойду?
— Иди.
Антон буквально выскочил из номера.
115
Оставшись одни Варшевицкий и Мазуревичуте некоторое время молчали.
— Что с ним случилось? Почему он так поспешно убежал? — спросил Варшевицкий. — Тебе не кажется, что он какой-то странный?
Мазуревичуте кивнула головой.
— Я тоже заметила, что он вдруг переменился. Как будто что-то случилось?
— Но что могло случиться за такой короткий промежуток времени? Когда я приехал сюда, он был другим.
— Случиться может что угодно, — задумчиво произнесла Мазуревичуте.
— Ты не думаешь, что это как-то связано со мной?
Мазуревичуте пожала плечами.
— Этого нельзя исключить. Ваши отношения всегда были напряженными. Зачем ты все же приехал?
— Я понимаю, что приезжать незваным — это не правильно. Но я не мог упустить такой момент. Он в Польше, совсем недалеко от меня. Я должен был его увидеть.
— А если он не приехал бы в Польшу?
— Возможно, я бы отправился к нему в Москву. Позже, но я мы все равно с ним бы встретились.
— Не понимаю, зачем? Разве в свое время вы не все сказали друг другу?
— Тогда мне казалось, что все. Но потом я понял, что мы не сказали друг другу и десятой части того, что надо было сказать. По крайней мере, мне ему.
Мазуревичуте взяла лежащую на скамейке книгу в руки и посмотрела на нее.
— Я так понимаю, эта книга — продолжение ваших бесед?
— Ты всегда все правильно понимаешь, Рута. Меня всегда восхищало это в тебе.
— Сейчас мы говорим на другую тему, Кшиштоф. Расскажи про книгу.
— Ну что ты хочешь услышать. Да, в этой книге больше его, чем меня. Многое из того, что он говорил, вызывало во мне резкое несогласие, протест. Но я не мог выбросить эти мысли из сознания, они жили во мне и разрушали привычные конструкции. Это продолжалось долго, пока однажды я не решил написать книгу. — Варшевицкий задумался. — Вернее, это не совсем так. Удивительное дело, я это книгу не писал, она сама писалась. Я лишь фиксировал на компьютере это обстоятельство. Так сказать, выполнял техническую функцию. На обложке стоит моя фамилия, но только я знаю, а теперь еще и ты, что я к роману имею весьма косвенное отношение. Все, что там есть, когда-то было посеяно в меня Феликсом. И теперь взошло. Я отказался от гонорара, чем привел в изумлении издательство. Пришлось сочинить какую-то чушь, чтобы они не подумали, что я сошел с ума. Но я не мог взять эти деньги, они бы жги мои пальцы. И знаешь, чего я теперь боюсь?
— Чего, Кшиштоф?
— Что критики станут хвалить роман, превозносить меня, как большого писателя. А это не я. Как я должен, по-твоему, воспринимать их похвалу?
— Может, попробовать объяснить все как есть?
Варшевицкий энергично замотал головой.
— Во-первых, не поймут, во-вторых, у меня не хватит мужества. И что я скажу? Что я писал роман, но это не мой роман. Все решат, что я брежу. Так не бывает.
— Тогда оставь все как есть. Просто ни на что не обращай внимания. Ты знаешь правду, этого достаточно. В конце концов, важен текст, а не автор.
Варшевицкий впервые за разговор слабо улыбнулся.
— Я был уверен, что услышу от тебя мудрый совет. Знаешь, в эти годы я часто мысленно обращался к тебе за помощью. И иногда получал.
— Я рада, что помогала тебе, хотя ничего об этом не знала, — тоже улыбнулась Мазуревичуте.
Какое-то время Варшевицкий молчал.
— Ты даже не представляешь, как я рад, что тебя встретил. Прошу, отнесись к моим словам серьезно. Я один, ты одна, почему бы нам снова не соединиться. На этот раз навсегда.
Некоторое время Мазуревичуте молчала.