Принцесса Эмма сочеталась втайне браком с одним молодым дворянином, имевшим с давнего времени пребывание при дворе ее родителя. Нежность Этебента утешала ее от беспрестанных гонений Гунильды. Но мать моя не замедлила уведомиться о сем браке, и употребила его к совершенному удовлетворению ненависти и видов своих. Эмма лишилась свободы, а муж ее жизни; по смерти его возненавидела она свет, и наипаче общество развращенного двора. Отец ее возвратил ей свободу, но Эмма воспользовалась ею единственно для своего пострижения; и, опасаясь, чтоб ненависть мачехи не преследовала ее даже в уединении, избрала самый отдаленнейший монастырь, так что не было об ней никакого слуху. Сокрытие принцессы Эммы произвело немалый ропот; подозревали в том мать мою; но я, будучи известен о всех ее деяниях, могу уверить, что в сем случае несправедливо обвиняли ее. Эмма действительно удалилась в монастырь и, конечно, теперь находится еще в живых, но совершенно неизвестно, какую страну избрала она для своего уединения.
Гунильда слишком предана была порокам, чтоб ограничить страсть свою позволенными наслаждениями; да и не натурально, чтоб женщина, имевшая любовную интригу с чужим мужем, пребывала верною своему. Она попеременно делала участниками ложа своего всех молодых придворных, которые ей нравились; кто же презирал ее благосклонности, тот редко избегал мщения ее.
Граф Рихард прибыл ко двору; я не стану распространяться о его убийстве, скажу только, что я был творцом оного, и сия сцена, которой воспоминание составляет мучения мои, происходила в этом самом отделении, в котором теперь находимся, во время отсутствия Людвига. По возвращении его Гунильда обвиняла графа всякого рода преступлениями и заговорами, какие только могла вымыслить, присовокупив к тому, что, уведомившись об открытии оных и страшась мщения Людвига, предался он бегству до его прибытия. Потом посредством хитрых ласканий испросила для меня у мужа своего все титла и преимущества графа; назвала меня его именем, и запретила под смертною казнию всем подвластным своим именовать меня иначе, как графом Рихардом.
На другой день после убийства графа, мать моя велела запереть и совершенно заколотить комнаты, им занимаемые, но во всем отделении ужас злодеяния нас преследовал: то слышны были стенания, то являлись призраки, так что наконец, терзаемы собственным воображением своим, лишились совершенно спокойствия.
Одним вечером, находясь за столом, были объяты столь сильным ужасом, что выбежали стремительно из залы, и как никто не смел войти в нее, то все эти комнаты были тогда же заперты и наглухо заколочены. Сие отделение, имея положение к северу, было мрачно, холодно и сыро; Людвигу не нравилась эта часть замка и по возвращении его (ибо все это происходило в его отсутствие) не было ему противно, что его заперли, почему почти и не расспрашивал он о дальнейших тому причинах.
Когда ты вступил в брак с Брюншильдою, я получил от тебя дозволение иметь пребывание при твоем дворе, но сия снисходительность не приобрела моей приверженности. Я питал зависть к твоему полномочию и имуществу; прилагал все усилия к возбуждению против тебя ненависти и мщения, производя на твой счет разные насильства. Все поселянские дочери и жены, несколько пригожие, перебывали непременно в руках моих; я приказывал вводить их в замок и удовлетворял над ними сладострастие свое, распространяя повсюду, что ты был их похитителем. Дюнифледа воспламенила желания мои, и я приготовлялся так же ее похитить.
Брюншильда не была целомудреннее своей матери. Не токмо что иностранцы, но даже окружные поселяне были участниками ложа твоего. Сын Гродерна, который, правду сказать, ни видом, ни поступками не походит на поселянина, произвел сильнейшее впечатление над ее чувствиями. Красота этого молодого человека может почти извинить таковую прихоть, но он был столь дерзок, что отвергнул ее благосклонности, предпочтив ей Гильдегарду, которая взаимно ему соответствовала. Сия непорочная девица, утешение и надежда твоей старости, часто заключала в скромные объятия свои подлого поселянина. Сколько раз видал я ее удаляющеюся в средину леса, где провождала целые дни с своим любезным Эдгаром, наслаждаясь тайными и приятными утехами любви!
— Мерзкий лжец, — вскричал герцог, — как ты дерзнул порочить мою дочь?
— Дай мне окончить, — сказал ему граф, — ты еще не знаешь всей своей фамилии. В хижине Жакмара найдешь двух внучат своих. Сын Гродерна не оставляет своих детей, и в соседстве от себя воспитывает их; Гильдегарда часто посещает и ласкает отродие свое; но должна принимать в том предосторожность, и ты, как добрый отец, обязан дать в том волю матерней ее нежности, приняв в свой замок ее детей. Какое будет для тебя удовольствие заключать в объятия свои милых детей добродетельной Гильдегарды, делающей утеху твоему сердцу, честь роду, и сколько ты должен быть обязан мне за такое интересное открытие!
— Гнусный клеветник! — вскричал герцог, и голос его пресекся. Он готов был упасть, когда бы не был поддержан одним служителем.