Замок Альберта, или Движущийся скелет

Но я и забыла, что она отвечала на один мой вопрос. Я спросила ее, не случилось ли чего с вами, и где вы находитесь? Она отвечала, что вы занимаетесь осматриванием опустевшего отделения замка и скоро окажете правосудие виновным.

Сей ответ, успокоивши меня несколько, усугубил мое любопытство. «Уведомьте меня, ради Бога, — сказала я ей, — человек или привидение приспело ко мне на помощь в то время, когда ниоткуда ее не ожидала?» Она села и начала смеяться. Сего утра вооруженный призрак пришел опять, повел меня теми же проходами, говоря, что намерен отдать в ваши руки, но наперед имел предосторожность завязать мне платком глаза, что я без прекословия ему позволила, будучи ободрена его поступками, и вскоре очутилась в соседственном отсюда отделении. Он просил подождать себя несколько времени и не открывать глаз, на что я согласилась. Чрез четверть часа он вошел и сам развязал мой платок. «Вы видите отсюда, — сказал он мне, — эту отворенную дверь, подите в нее и продолжайте идти чрез все растворенные комнаты, доколе не услышите голоса вашего родителя, и не опасайтесь, хотя в то же время признаете голос Рихарда, потому что его уже страшиться нечего». Вот, батюшка, как я с вами была разлучена, и опять достигла благополучно ваших объятий.

Освобожденный от всех беспокойств в рассуждении своей дочери, Альберт не мог умерить восторгов радости своей. Жестокость, несвойственная его характеру, истребилась из сердца, и он чувствовал к графу одно только презрение.

— Этот негодяй, — говорил он Гильдегарде, — забавлялся мучением моим, уверяя, что имеет тебя в своей власти.

— Забудем о том, он сам теперь находится в наших руках, — сказал Гримоальд, взиравший на сию сцену в молчании.

— Неправда, он в моих руках, — возразил настоящий граф, покрытый кирасами, который вошел тогда в комнату и приблизился к Губерту.

— О Небо! это мой ангел-хранитель, — вскричала Гильдегарда, схватив и лобызая его руку, покрытую перчаткою.

Сие явление возымело совсем противное действие над Губертом; он повергся в стенании на свою циновку и закрыл руками лицо, закутывая голову епанчою.

— Я также пришел навестить его, — сказал сын Гродерна, приблизившись к пленнику.

Юный Эдгар не был уже в платье поселянина, но в одежде, приличной достоинству его рода. Высокий и статный его рост, благородный вид и приятные черты лица обратили на него взоры всех окружающих. Но в сей новой одежде никто не мог его узнать, и вопрошали о том один у другого.

— Я пришел, — сказал он, — искать правосудия и отмстить за оскорбления, нанесенные отцу моему.

Он хотел было продолжать, как пронзительный и дикий женский голос обратил внимание слушателей. Она вбегает стремительно в комнату, и все видят Брюншильду в исступлении свирепства.

— Так, так, — вскричала она, повергнувшись на циновку графа, изнуренна я конвульсиями своего бешенства, — я освобожу его из рук гнусных гонителей.

Стража за нею последовала и хотела ее вывести; но она, вскочив и выхвативши из-под робы своей кинжал, стремилась поразить герцога, который, по счастью предусмотрев то, отвернулся столь поспешно, что удар скользнул только по его одежде. Когда ее схватили и сковали крепчайшим образом, все действующие лица прошедшей сцены последовали за нею в комнату, куда ее вовлекли, исключая пленника, сына Гродерна и привидения в кирасах.

Заключив Брюншильду, герцог возвратился в комнату пленника. Он нашел его одного, распростертого без чувств на постели. Герцог вышел, заперевши дверь на замок, и соединился с своею дочерью, остававшеюся под смотрением Гримоальда.

Остаток дня протек в различных разговорах; наконец решились, чтоб Брюншильда провела ночь в своей комнате, и Альберт велел поспешить приготовлением того отделения, в коем виновная его супруга должна была окончить время своего наказания. Вечером один из стражей Брюншильды пришел уведомить герцога, что она совершенно лишилась разума.

— Это, я думаю, не новое, — говорил Гримоальд, — но пойдем посмотрим ее, ибо сие мнимое сумасшествие может быть не иное что, как умысел к успешнейшему произведению новых проказ.

Альберт встал и прочие за ним последовали. Они нашли герцогиню в сильной горячке и в жару, производящем бред, так что никак не можно было подозревать ее в притворстве.

Альберт, будучи от природы сострадательным, сжалился над нею: велел освободить ее от оков и оказывать нужные пособия для ее излечения; но его сожаление ускорило только смертию Брюншильды. В исступлении сумасшествия вырвалась она из рук стражи своей, и как двери были растворены для прочищения воздуха, то выбежала из комнаты и бросилась сверху лестницы, внизу которой нашли ее уже мертвою. Она раздробила себе череп, так что весь мозг из него выскочил.

Чувствительная Гильдегарда проливала слезы о своей матери; но не потерю ее оплакивала она, а поступки ее жизни и столь ужасный род смерти. Сие плачевное происшествие произвело в Альберте глубокое впечатление: он ощутил нужду в уединении, и заперся в комнаты свои на несколько часов.