Замок Арголь

Прямоугольные шпалеры тусклых тонов неполностью покрывали белые каменные стены. Но в по-настоящему неповторимое чудо превращало эту залу ее освещение. Горизонтальные бойницы пропускали здесь сплошные световые панно, которые разделяли высоту залы движущимися перегородками нематериальной субстанции и почти полностью скрывали потолок залы с неровными стропилами, образуемый несущей конструкцией здания; через щели между ними узкие лужицы света, проникая сквозь застекленную крышу, падали с высоты, достигая до самого пола. Стрельчатые окна, вырезанные в толстой стене, в свою очередь, делили залу своими вертикальными и четкими, излучавшими резкий свет плоскостями, образовывая в остальном пространстве комнаты зоны прохладной тени, где глаз отдыхал на неизбывно матовой поверхности. Внизу окна были затянуты светлой шелковой тканью со сложным узором: их рассеянный, сине-зеленый, нежнейшей желтизны свет будто исторгался из морской глубины и затоплял равномерной теплой пеленой нижние части залы, которые казались наполненными светящимся, плотным и вместе с тем прозрачным осадком, в то время как несколькими футами выше вольные лучи солнца играли в пространстве небесной высоты. Эти наслоения, делавшие все световые планы одинаково чувствительными для глаза, контраст между прихотливой роскошью, что демонстрировала себя на полу комнаты в смягченно-рассеянном свете, и грубого потолка, где во всей своей мощи одна хозяйничала магия дня, воспламеняли душу, доводя ее до некоего радостного бреда, проникшего в сердце Альбера, когда быстрым шагом он устремился к ведущей в башенку лестнице полированного дерева, скрипящей и звучной, как корпус корабля.

Там, где лестница выходила на террасу замка, как на мостик большого затянутого в зыбь судна, все великолепие солнца, лучами которого до сих пор прихотливо играли одни лишь медные плиты, узкие стрельчатые окна да массивные обитые шелком стены, развернулось во всей своей необузданной мощи. Дыхание словно перехватывало мощным потоком свежего воздуха, который сдувал с террасы и наклонял росшие двумястами футами ниже деревья, похожие на разлившееся море. Растрепавшиеся наверху складки шелковых стягов, шелест которых, похожий на звук надутых ветром парусов, послышался неожиданно где-то совсем близко, отбрасывали повсюду танцующие тени, и глаза сильно слепило от солнечного света, распыленного на белых камнях. Между тем феерия солнца распространилась по всему небу, захватив также и одинокую линию горизонта. На севере, где скалистый отрог заканчивался резкими обрывами, желтые и гладкие ланды разрезались прихотливыми изгибами долины, поросшей, как можно было догадаться, вплоть до самых границ деревьями; словно суровое дыхание Океана безжалостно обрезало все ветви, выходившие за пределы единообразного пространства плато. На расстоянии, казавшемся глазу бесконечным, долина, расширяясь, прорезала задний склон скалы, обозначившей горизонт, и в этом треугольном вырезе можно было рассмотреть подрубленную пеной и окантованную белыми пустынными песчаными берегами небольшую морскую бухту. Море, в котором не видно было ни одного паруса, поражало своей полной неподвижностью: можно подумать, то был живописный темно-синего цвета мазок. За этим заливом низкая цепь гор, которую Альбер видел еще с дороги, закрывала скалы; здесь начинался холмистый пейзаж с формами суровыми и оголенными, в котором по-прежнему полностью отсутствовали деревья. Огромные сероватого оттенка болота виднелись у подножия последних склонов, доходя до восточного горизонта.

К югу расстилался древний край Сторван. От подножия стен и насколько мог видеть глаз полукругом простирался лес; это был печальный и дикий лес, спящий лес,[52] полнейшая тишина которого тяжестью ложилась на душу. Он крепко обнимал замок, словно кольца тяжелой, неподвижной змеи,[53] пестроту кожи которой имитировали темные пятна облаков, проплывавших над его морщинистой поверхностью. Эти небесные облака, белые и плоские, парили над зеленой пропастью на невероятной высоте. При взгляде на это зеленое море душу охватывала непонятная дурнота. Альберу странным образом казалось, что лес этот должен был ожить, и что, подобно сказочному лесу или тому, что пригрезился во сне, он не сказал еще своего последнего слова.[54] На западе высокие скалистые гряды, до самих вершин заросшие деревьями, стояли параллельными рядами; река широким потоком текла в этих глубоких долинах; налетевший мгновенно бриз взъерошил ее поверхность, похожую на озябшую от холода кожу, и тут вдруг тысячи сверкающих граней отразили слепящее солнце с его странно неподвижным великолепием. Но деревья оставались немыми и угрожающими до самых голубоватых далей горизонта.