Замок Броуди

Он совсем не ожидал, что разговор примет такой оборот. Он рассчитывал натешить свое оскорбленное самолюбие, заставить Ренвика хорошенько покланяться, а потом уже ворчливо позволить ему войти. Он понимал, что необходимо узнать мнение доктора о болезни его жены, и хотя ему прежде всего хотелось дать почувствовать Ренвику, что он — наемник, слуга, которому можно пренебрежительно бросить плату и прогнать его, он в то же время боялся остаться в полном неведении относительно состояния миссис Броуди.

— Не уходите! Вы еще не сказали мне, чем больна жена. За что вам платить, если вы даже не можете сказать, для чего приходили сюда вчера ночью. Должны же вы как-нибудь оправдать свой приход.

Ренвик обратил к нему холодно-презрительный профиль.

— Вопрос о гонораре, насколько мне известно, и не поднимался. Ну, а что касается диагноза, то, как я уже вам сказал, поставить его я смогу окончательно лишь после тщательного внутреннего исследования. — И, стряхнув с плеча руку Броуди, он снова сделал шаг к ступенькам.

— Черт возьми! — вскрикнул вдруг Броуди. — Так войдите же и сделайте, что нужно. Раз вы уже здесь, отчего этим не воспользоваться.

Ренвик медленно воротился к двери и сказал с вежливостью, бесившей Броуди:

— Раз вы просите меня, я это сделаю, но имейте в виду — сделаю только ради вашей жены. — И, протиснувшись в дверь мимо все еще загораживавшей ее высокой фигуры, торопливо поднялся наверх.

Броуди, оторопевший и взбешенный, остался один в передней. Он сердито сдвинул брови, в замешательстве потер подбородок, протянул было руку, чтобы запереть дверь на улицу, но передумал, решив, что закрывать дверь за Ренвиком — для него унижение.

— Пускай сам закроет ее за собой, — пробурчал он. — Во всяком случае, он проторчит здесь недолго. Скоро уйдет и больше его ноги здесь не будет.

Он хмуро смотрел в открытую дверь на щегольской экипаж доктора, дожидавшийся у ворот, завистливым глазом отмечая точеные ноги жеребца, его мускулистую спину, красивый изгиб шеи. Он легко определил стоимость и этого великолепного животного, и дорогого кабриолета, и нарядной ливреи кучера, даже его шляпы с кокардой, ловко сидевшей на голове, и это наглядное доказательство чужого богатства было для него горше желчи. Он резко отвернулся, стал мерять шагами переднюю. «Да сойдет он когда-нибудь вниз или нет? — твердил он мысленно. — Что он делает там столько времени?» Он нетерпеливо строил догадки, что происходит наверху, его корчило при мысли об этом осмотре. Хотя он не жил больше с женой, бесцеремонно выгнав ее из спальни, мысль, что другой мужчина трогает ее, приводила его в ярость. Жена его была старая, изможденная, одряхлевшая женщина, но ведь она оставалась все же его собственностью, его имуществом, его движимостью. Эта собственность ему никогда не понадобится, он не будет больше пользоваться ею, но она целиком должна принадлежать ему. Такова была его психология, и, живи он в другом веке, он, вероятно, убивал бы каждую любовницу, надоевшую ему, для того, чтобы она не досталась кому-нибудь другому. Сейчас его уже начинали терзать постыдные и нелепые подозрения.

— Клянусь богом, если он сейчас не сойдет, я сам поднимусь наверх!

Но он не пошел наверх. Что-то в холодном высокомерии Ренвика действовало на него подавляюще, и хоть он ни перед кем не знал страха, но интеллект Ренвика был настолько выше его собственного, что он побеждал, даже смирял его. Всякий смелый и утонченный характер вызывал в нем легкое пренебрежительное недоверие, прелюдию ненависти, необузданной антипатии, лишавшей его и той доли рассудка, какая обычно руководила его поступками.

Он бесновался в передней до тех пор, пока, прождав с полчаса, не услышал на лестнице шагов Ренвика. Следя, как доктор медленно сходит по ступеням, он почувствовал, что должен выразить вслух свое возмущение.

— Вы, кажется, уверяли, что вы человек занятой, — усмехнулся он, — а сколько времени сидели там!

— Для последнего визита это не долго, — возразил невозмутимо Ренвик.

— Ну, что же у нее такое? — перебил Броуди. — Уж, конечно, вы там вбивали ей в голову разные фантазии.

— Вам следует, — продолжал доктор спокойна, словно не слыша этого замечания, — завтра же непременно пригласить вашего домашнего врача. Если желаете, я могу с ним поговорить о больной. Жена ваша нуждается в постоянном заботливом уходе.

Броуди недоверчиво уставился на него, потом насмешливо фыркнул.

— Теперь уж ей, оказывается, и сиделка нужна? — воскликнул он.

— Непременно. В том случае, конечно, — добавил хладнокровно Ренвик, — если это вам по средствам.

Броуди усмотрел в этих словах доктора оскорбительный намек.

— Без дерзостей! — сказал он, тяжело дыша. — Я спрашиваю, чем она больна.

— Рак матки, так далеко зашедший, что он неизлечим, — сказал с расстановкой Ренвик.

У Броуди при этом ужасном слове отвисла нижняя челюсть.

— Рак, — проговорил он. — Рак! — Несмотря на железное самообладание, он немного побледнел. Но сделал попытку скрыть свое волнение.