Замок четырех ветров

– Если я отпущу ее на волю, я каждую минуту буду думать, что ее убьют, – пожаловалась я. – А держать ее при себе становится непросто. Меня все время нет рядом, и она стала позволять себе то, чего раньше не позволяла.

– Да, сложное положение, – заметил Кристиан. – Пойду скажу Креслеру, чтобы вызвали ветеринара. Пусть осмотрит вашу любимицу – мне не нравятся эти рваные раны на ее шкуре.

Когда приехал ветеринар, который обычно занимался лошадьми в имении Корфов, Ружка покорно дала себя осмотреть и даже намазать раны какой-то мазью. Не удержавшись, я пожаловалась ветеринару и спросила у него совета.

– Должен признаться, Анастасия Михайловна, раньше мне не приходилось иметь дела с рысями как с домашними питомцами, – ответил мой собеседник с улыбкой. – Боюсь, что дальше будет только сложнее. У рыси очень хорошо развиты охотничьи инстинкты, и она будет охотиться, выбирая по мере взросления все более крупную дичь, потому что это соответствует ее природе.

Посреди ночи я проснулась. Хотя Ружка находилась в кабинете и дверь спальни была закрыта, я внезапно почувствовала, что рысь не спит. Я вылезла из постели и зажгла лампу.

Рысь ходила по кабинету, прислушиваясь то к одной стене, то к другой. Я различила глухие отдаленные постукивания, но они были настолько слабы, что доносились, словно из другого мира. Внезапно в коридоре послышались шаги, и я замерла на месте.

– Минна! Папа! Лиза! – крикнула я. – Это вы? Отзовитесь!

Рысь бросилась на дверь и стала ожесточенно скрести ее когтями. Из коридора не доносилось ни звука. Успокоившись, Ружка вернулась ко мне, и тут только я поняла, что загадочные постукивания стихли.

Я вернулась в кровать, но мне не спалось. Вновь и вновь я вспоминала клавесин, игравший сам собой, светящийся призрак графини Рейтерн и ее мертвого пса, который выл, и вот теперь – шаги и стуки, которые взбудоражили даже Ружку. «Пожалуй, я не видела только Белую даму… Но если бы в замке Четырех ветров не было привидений, Креслеры никогда не пригласили бы нас жить здесь… И я бы не встретила Кристиана».

«Но, разумеется, я вовсе в него не влюблена», – мысленно добавила я.

Еще долго в ту ночь я ворочалась в постели, забыв о привидениях, а под утро пришла к выводу, что пытаться обмануть себя нелепо и что я все-таки влюблена в Кристиана Рейтерна. Это открытие встревожило меня: в социальном смысле между нами пролегала пропасть, и по всему выходило, что у моей любви нет никаких шансов. Если бы это зависело от меня, я бы предпочла, чтобы он был не графом и богачом, а кем-то поближе к моему обычному кругу общения – фотографом, почтовым работником или сыном мещанина. Но он был тем, кем он был, а я занимала именно то место, которое мне определила судьба.

Утром, когда я появилась на службе, Нил Федорович поглядел на меня с удивлением. Можно его понять – я не выспалась, и под глазами у меня были круги.

Время тянулось томительно долго. Едва выпадала свободная минутка, Лихотинский начинал говорить о своем ребенке, о том, как он ест, пьет и ведет себя. Гофман то и дело вставлял иронические замечания, но мне почему-то казалось, что, несмотря на свою ершистость, в глубине души он завидует коллеге, его заботам и чаяниям. Несколько человек купили марки, один приказчик хотел отправить бандероль дешевым тарифом и был крайне недоволен, когда я доказала ему, что из-за веса она не проходит.

– Я на вас жаловаться буду, – уныло сипел он, навалившись на перегородку, – три шкуры дерете… Вес лишний выдумали… А хоть бы и так! Могли бы войти в положение и отправить… По-очта! Тоже мне… насажали вас тут на нашу голову…

Он клевал, и клевал, и клевал меня из-за того, что ему не хотелось платить лишние пять копеек, и под конец я не выдержала.

– Вас никто не заставляет пользоваться услугами почты, – сказала я высоким, подрагивающим голосом. – Можете сами отвезти…

Он злобно сверкнул на меня поросячьими глазками, и, расплачиваясь, понизил голос и шепнул:

– Сучка! Дрянь…

День был безнадежно испорчен – и не только из-за этого хама, который всякий раз норовил всучить свои бандероли по заниженной цене, а в лавке обсчитывал, не стесняясь. Наконец, без двух минут пять Джон Иванович прошествовал к входной двери, чтобы запереть ее, и тут ожил телеграфный аппарат. Не дожидаясь, когда Гофман примет телеграмму, я двинулась в кабинет, где сидел отец.

– Арнольд уже ждет нас возле почты, чтобы везти в замок, – сказала я.

– Что-то случилось? – спросил отец, внимательно поглядев на меня.

– Так, ничего. Посетитель нагрубил.

Отец нахмурился.

– Ты должна была вызвать меня, я бы с ним разобрался.

– Ты бы ничего не смог поделать. Он мне сказал гадость так, что другие не слышали.

Отец натянул свой плащ, я облачилась в пальто, и тут на пороге показался Джон Иванович в сопровождении телеграфиста.

– Я думаю, что так будет разумнее всего, – произнес Гофман.

– Пришла срочная телеграмма для графини Рейтерн, – сказал начальник почты, обращаясь к моему отцу. – Поскольку вы как раз едете туда, я подумал…

– Да-да, Джон Иванович, разумеется, мы доставим ей телеграмму, – проговорил отец.