Замок Фрюденхольм

— Свидание. Торопитесь, следуйте за мной! — Надзиратель подталкивает Мартина. — Сюда!

Камера посещений находится на первом этаже. Посредине она разделена барьером. Мартина вводят внутрь и запирают. По обе стороны барьера по стулу. И еще стул для служителя, который должен присутствовать при свидании. Барьер еще надстроен досками, так что беседующие, сидя, могут видеть только головы друг друга.

Мартин сел, и тогда впустили Маргрету, предупредив ее, чтобы она села по другую сторону барьера. Она одета по-городскому, в шляпе, летнем пальто, бумажных перчатках.

— Здравствуй, — говорит она.

— Здравствуй, — говорит Мартин.

Они давно не виделись. Мартин несколько бледен. Маргрета красива и в городской одежде кажется чужой.

Беседующим запрещается вставать. Запрещается также говорить о «деле» или об условиях в тюрьме. На беседу отведено десять минут. Служитель вынимает секундомер и засекает время. Пожалуйста, говорите!

За наблюдающим служителем тоже наблюдают. Инспектор иногда открывает круглый «глазок» в двери камеры и проверяет, все ли идет, как положено.

Маргрета спрашивает Мартина, как он поживает, злится на себя, что попусту тратит время. Секундомер громко тикает.

— Спасибо. Очень хорошо. В данных условиях, — отвечает Мартин. — А ты? А дети?

— Все хорошо. Все здоровы. Дети скучают по тебе, каждый день о тебе спрашивают, но я не хотела брать кого-нибудь из них сюда — в первый раз.

— Правильно сделала. Это не для детей. Занятия в школе уже начались?

— Вчера.

— И Герда уже пошла в школу. А Роза во втором классе.

— Да, Герда очень важничает: я купила ей пенал.

— Двойной, какой был у тебя, когда ты училась?

— Нет, таких больше не делают. Теперь они кожаные пли клеенчатые. И обычно на молнии. Но у нее не такой. На кнопках, за две кроны. На молнии стоит пять.

— Дорого. Сойдет и на кнопках.

Их беседа нелепа. Обоим хочется сказать не то, что они говорят. Время идет слишком быстро. И одновременно слишком медленно. Служитель наблюдает за ними, а «глазок» в двери наблюдает за служителем. Секундомер тикает. Осталось шесть минут.

— Как поживает тетя Йоханна? — спрашивает Мартин. — И ее муж?

— Тетя? Хорошо. Дядя тоже. Он здоров.

— Приятно слышать.

— Вся семья здорова, — говорит Маргрета, — Вся семья.

Сказать нужно так много, а время идет. Нужно рассказать и о деньгах. О конторе по социальным делам. О Расмусе Ларсене. Маргрета не хочет огорчать Мартина. Но не хочет и лгать, отвечая на его вопросы. Не говорит, что Расмус Ларсен грозил организацией по охране детей. А вообще к ней все хорошо относятся, помогают. Енс Ольсен дает достаточно молока, и ягод, и капусты бесплатно. Вначале все было иначе, люди боялись, избегали Маргрету, не решались говорить с ней. Но доктор Дамсё и старый учитель Тофте навещали ее с самого первого дня.

— А теперь я, наверно, получу работу, буду по вечерам делать уборку в школе. Тофте говорил об этом со школьным сторожем.

— Это было бы хорошо, — говорит Мартин. — Но я все же напишу в приходский совет. Напишу и в министерство. Незаконно отказывать тебе в пособии. Если бы я только мог поговорить об этом с Мадсом Рамом!

— Не беспокойся о нас. Поверь, мы живем хорошо!

— А дорогая поездка в Копенгаген! Собственно, тебе не нужно было приезжать. Это большие деньги!

— Не надо было приезжать?

— Нет, хорошо, что ты приехала. Но это так дорого. А если ты…

Секундомер звонит. Оба вскакивают. Служитель поднимается. Время истекло!

— Прощай, Маргрета. Привет детям. Привет всей семье!

Маргрета протягивает руку через барьер.

— Прощай!

— Стоп! Дайте-ка руку! — Надзиратель хватает Маргрету за запястье. У нее в руке скомканная бумажка… — Нет уж, этого делать нельзя!

— Но никто ведь не видит! — говорит Мартин.

— Еще не известно, — отвечает надзиратель и смотрит на «глазок». — Нет, не пытайтесь проделать это снова! Тогда свидания запретят! — Он кладет бумажный шарик Маргреты в карман своего кителя. — Теперь уходите!

Щеки у Маргреты пылают.

— Прощай!

Лязг ключей, ее выпускают. Мартин смотрит ей вслед через барьер. Она повертывает голову и пытается улыбнуться. Дверь захлопнулась.

Несколько позже выводят Мартина.

— Неужели обязательны такие строгости? — говорит он служителю.

— Эти вещи запрещены, — отвечает надзиратель. — Но на этот раз я никому не сообщу.

Вечером тот же надзиратель входит в камеру Мартина. Он входит тихо, осторожно и шепчет:

— Пожалуйста. Вот бумажка, которую я вынужден был отобрать у вашей жены. Этого делать не полагается! Но раз уж так случилось… Вот она! Будьте осторожны! — Он быстро выходит и закрывает дверь камеры.

Мартин развертывает бумажку. Это маленькая подпольная газета. Первая в Дании.

Заключенным с самого начала разрешали читать легальные газеты. В них много писали о немецких победах, и все под жирными заголовками и с соответствующими комментариями. Но все же можно было понять, что немецкое наступление на Восточном фронте захлебнулось. Альфред Розенберг еще не произнес обещанной речи из московского Кремля. И Ленинград еще не был взят.