Замок Фрюденхольм

Потом шли датские сообщения. «Дагбладет» писала, что первые группы добровольческого корпуса «Дания» отправлены в Германию, где началось их обучение.

«Перед отъездом добровольцев собрали в инженерных казармах, где командир обратился к ним с напутственной речью в присутствии представителей датских и германских властей. Из казарм корпус выступил под звуки немецкого оркестра на станцию Хеллерун, где собрались толпы народа. Многим не хватило места на перроне и на станции. Оркестр исполнил датские и немецкие песни, а перед отходом поезда заиграл датский гимн «Король Христиан» и затем два немецких национальных гимна. У каждого добровольца в руках был маленький Даннеброг и флажок со свастикой, а также букет цветов. Их приветствовали бурными аплодисментами, а когда поезд тронулся, провожающие запели».

Железная койка, которая днем поднималась, была спущена, Мартин мог лечь и подумать. Ему разрешили также читать и курить. У него были теперь собственные спички, и ему не приходилось беспокоить надзирателя просьбой зажечь сигарету. Заключенным разрешали покупать по утрам чашку суррогатного кофе и булку.

С некоторыми надзирателями можно было разговаривать. Не то чтобы вести долгие беседы, но и краткий обмен двумя-тремя шепотом сказанными словами подбадривал. Это пришло не сразу, и старым добросовестным тюремным служакам нелегко было нарушить распорядок, который являлся для них смыслом жизни. Теперь из камеры в камеру передавались новости. И маленькая помятая газета Мартина пошла по камерам при помощи доброжелательно настроенного служителя.

Приказ об одиночках был отменен. Перенаселенность тюрем не позволяла такой роскоши. В течение нескольких дней все коммунисты из провинциальных тюрем были переведены в копенгагенскую тюрьму Вестре, и пришлось уплотняться.

В камеру № 32 к Мартину вселили пожилого учителя с Лолланна, краснолицего человека с острой седой бородкой и в золотых очках. Звали его Торбен Магнуссен. Он был членом правления Союза природоведов на Лолланн-Фальстере. Особенно он интересовался водяными жуками, и его статья о гюринидах Лолланна была даже напечатана в журнале «Флора и фауна». Это был скромный, молчаливый человек. И если полиции безопасности стали известны его политические взгляды, то это объясняется рвением одного лолланнского лесника, осведомителя «Гражданской организации» и члена общества любителей бабочек, эмблемой которого был мотылек из желтого металла.

Старый учитель принес с собой книгу Кропоткина о взаимопомощи в природе и первый том сочинения Гангельбауэра «Die Käfer von Mitteleuropa» («Жуки Центральной Европы»), Он прилежно читал по очереди обе эти книги. В лолланнской тюрьме ему дали только евангелие, а когда через полтора месяца разрешили получать газету «Лолланнске тиденде», то ретивый полицейский вырезал из нее все иностранные новости, оставляя для чтения только местные сообщения и объявления. Когда же учителя увозили из Лолланна, то на его вопрос, куда его отправляют, ему сказали — наверно, в Германию. То же сообщили и его жене.

— Ты сидел в одиночке?

— Да. И в очень грязной камере. В первое время у меня даже вши завелись, — рассказывал учитель.

— У нас условия лучше, — с оттенком местного патриотизма сказал Мартин. — В особенности улучшилось положение в последнее время. Приятно, что койку на день не поднимают. А вам разрешали курить?

— Только на прогулке. Но мне-то все равно. Я жую табак, привык в школе.

Молодой надзиратель, которого они звали Черный, вошел в камеру и прикрыл за собой дверь.

— Что-нибудь новое? — спросил Мартин.

— Да. Здесь Мартин Андерсен Нексе.

— Значит, правда, что его арестовали.

— Он в тюремной больнице. С двадцать второго июня он сидел во фредерикссуннской тюрьме. Со стариком там так ужасно обращались, что он заболел.

— Он серьезно болен?

— Не знаю. Но юмора не потерял, говорит, что государство оказало ему честь, предоставив бесплатную персональную жилплощадь.

— Для нас это, во всяком случае, честь — находиться в одной тюрьме с Мартином Андерсеном Нексе, — произнес Магнуссен.

— Я только хотел сообщить вам это, — сказал Черный.

Так изменилось положение в тюрьме Вестре, что у заключенных появились друзья среди тюремщиков. Во всяком случае, один наверняка.