Замок Фрюденхольм

На параде горшков встречались новые лица. Заключенные обменивались приветствиями. По тюрьме ходили слухи. Говорили, что правительство старается найти законный предлог для запрещения коммунистической партии и что заключенных переведут в какой-нибудь лагерь. Немецких эмигрантов, интернированных после 9 апреля прошлого года, держали в лагере Хорсерёд в Северной Зеландии. Потом их отправили в Германию, и лагерь стоит пустой. Может быть, нас перевезут туда?

— Это было бы чудесно, — сказал Магнуссен, — Там очень красивая местность. Хорсерёд находится в лесу. Это у озера Гурре. А рядом замечательные болота и чрезвычайно интересная фауна.

— Иди ты с твоими болотами! — закричал Мартин, — Не воображаешь ли ты, что тебя отправят туда ловить головастиков? На черта нам красивая местность, если мы будем сидеть за колючей проволокой?

— Я несколько раз бывал на экскурсиях около озера Гурре, — невозмутимо продолжал учитель. — Это было очень интересно.

— Но мы-то поедем не на экскурсию, а в концентрационный лагерь, — возразил Мартин.

— В последний раз я ночевал там в кабачке в Тикёбе. На завтрак нам подали жареную сельдь, это было необыкновенно вкусно. Чудесная гостиница. Я играл там в кегли с хозяином.

— Надеешься и теперь попасть в этот кабачок и поиграть в кегли?

— Я только рассказываю о тамошней местности. От кабачка Тикёб всего два километра до Хорсерёда. До кабачка в Марианелунде немного дальше.

— Ты мечтаешь о кабачках!

— Там великолепная природа. Такой девственный ландшафт! Леса сливаются один с другим: роща Хорсерёд и Гурре Ванг и роща Нюроп и Данструп. А еще роща Тейльструп и Клостеррис и лес Хаммермёлле. Они фактически составляют одно целое. Можно пройти много миль и все время лесом.

— Какая нас ждет приятная прогулка!

— Лагерь в Хорсерёде похож на маленькую уютную шведскую деревушку. Красные деревянные домики среди зеленых елей и берез. Раньше там был летний лагерь для детей.

— Ха! Значит, мы отправимся на курорт! Вот черт возьми!

— Первоначально лагерь в Хорсерёде был оборудован для союзных военнопленных, которым в первую мировую войну помогал Красный Крест, — терпеливо продолжал Торбен Магнуссен. — Они жили там довольно свободно, и кормили их, конечно, лучше, чем в Германии. После войны многие там остались, женились на датских девушках.

— Немецким эмигрантам, которых интернировали в концентрационном лагере в Хорсерёде, жилось не очень-то свободно, — заметил Мартин.

— Нет. У них был противный начальник лагеря, мелочный и жестокий.

— А теперь немецких эмигрантов выдали гестапо.

— Да. Позор! Я знал многих немецких товарищей. Несколько человек жили у нас. Они добровольно отдали себя в руки датских властей. Им торжественно обещали, что их не выдадут.

— В тот день, когда немцы этого пожелают, нас тоже им выдадут, — сказал Мартин.

— Очевидно, — подтвердил учитель. — Приходится так думать.

Он выплюнул жвачку на кусочек газетной бумаги и положил его рядом с книгами. Старший учитель Магнуссен был человек экономный. Табак можно было пожевать еще раз.

— Мы заложники, безразлично, попадем ли мы в твой идиллический Хорсерёд или в другую красивую местность, — пробурчал Мартин.

— Конечно.

Они помолчали. Слышался вечный тюремный шум: лязг ключей, хлопанье дверями и топот деревянных башмаков. Непрерывно раздавались окрики и свистки. Мартин лег на койку и уставился в потолок. Учитель покачивался взад и вперед на табуретке и читал книгу Гангельбауэра о жуках Центральной Европы. Он взял свежего табаку, позабыв о той жвачке, которую отложил. У него была дурная привычка класть старые жвачки на полку и на стол, и это раздражало Мартина.

— Как ты думаешь, выберемся мы отсюда живыми? — спросил он.

— Вряд ли, — ответил старший учитель, продолжая читать Гангельбауэра.

— Наш старый учитель Тофте тоже интересовался жуками, головастиками и всякими другими насекомыми, — сказал Мартин.

— Да, этим многие интересуются.

— Он многое знал и о звездах, об Орионе, Плеядах.

Старший учитель Магнуссен вздохнул.

— Как было бы чудесно снова увидеть небо и звезды!

— Тофте верит, что на звездах есть жизнь.

— Это бесспорно. Жизнь есть повсюду.

— Старый Тофте верующий. Он верит в вечную жизнь.

— Конечно, жизнь вечна. — Магнуссен не поднимал головы от книги.

— Ты тоже, как учитель Тофте, веришь, что ты бессмертен?

Старший учитель Магнуссен перестал читать. Закрыл Гангельбауэра, положил жвачку на книгу и заходил по комнате.

— Религия господина Тофте и религия церкви — это религия индивидуализма, — начал он. — Нельзя быть бессмертным в одиночку… Бессмертен только коллектив. Мы бессмертны все вместе, а не каждый сам по себе.

— Мне это не очень понятно, — сказал Мартин, вытягиваясь на койке. — Здесь в голову приходят такие странные мысли. Это потому, что ничего не делаешь. Я привык работать на свежем воздухе, а не размышлять над жизнью в четырех стенах.

Старший учитель Магнуссен продолжал ходить по камере. Шесть шагов вперед, шесть назад. Мартин нетерпеливо следил за ним глазами.