Замок из песка

Мужчина удовлетворенно кивнул и, совсем как тот театральный фотограф, потянулся к моим волосам. Мне подумалось, что сейчас он тоже ляпнет что-нибудь про необычный овал лица или чрезвычайную выразительность глаз. А потом заведет привычную, но неприятную песню: «Ой, какая девочка хорошенькая! Это откуда же мы такие глазастенькие?» Но он просто бесцеремонно собрал мои волосы в пучок и констатировал:

— Шея хорошая. Ноги тоже… И руки вроде бы ничего. Конечно, надо еще посмотреть… Ну-ка, Настя, покажите кисть.

Обалдевшая и растерянная, я протянула руку ладонью вверх, как на гадальном сеансе. Он взял мое запястье и начал вертеть туда-сюда, словно прицениваясь. Разве что на свет не посмотрел!.. Кстати, о свете! Краем глаза я замечала, что свет в зрительном зале потихонечку гаснет, прячась в глубоких складках бархатных штор и тая льдистыми отблесками на сосульках гигантской люстры. До начала второго акта оставалось всего несколько минут. А мы со странным мужчиной продолжали стоять у перил, и бабушки, продающие программки, уже шушукались по поводу наших соприкасающихся рук осуждающе и ехидно.

— Н-да, — вымолвил он наконец, видимо удовлетворенный осмотром. — Все в норме… И ноги… Н-да, ноги, конечно, хороши!.. Кстати, забыл представиться, меня зовут Георгий Николаевич Полевщиков.

Это прозвучало с такой величественной скромностью, что мне стало даже неудобно. Последняя фраза явно была рассчитана на то, что я немедленно задохнусь от восторга. Так, будто до знакомства со мной снизошел, например, Папа Римский. Но я не знала, кто такой Георгий Николаевич Полевщиков! Хотя в памяти что-то и вертелось.

Выждав паузу и убедившись, что восторгов не будет, Георгий Николаевич заметно огорчился. Вообще чувства очень ярко отражались на его лице. Наверное, он был необычайно открытым человеком. Хотя, возможно, все объяснялось гораздо прозаичнее — изрядным количеством выпитого коньяка.

— Так вот, — продолжил он по-деловому, но уже с поскучневшим лицом. — Я веду класс на Киевской. У меня есть разные девочки, в том числе и вашего возраста. Экспериментальный класс. Не слыхали про такой?.. Если хотите, приходите завтра к двенадцати часам, я вас посмотрю.

Кивнул, встряхнув роскошной седой шевелюрой, и величественно удалился. А я осталась стоять у перил. Пока Георгий Николаевич шел до дверей зрительного зала, мой взгляд не отрывался от его ступней. Ступни широко разворачивались! Не так, как у обычных мужчин, гораздо шире! И спина, несмотря на солидный возраст, была необычайно прямой!

Я смотрела ему вслед и терялась в догадках. Что ему было нужно? Зачем он ко мне подходил? Если за тем, чтобы банально позаигрывать в антракте, то единственной «криминальной» фразой «ноги, конечно, хороши» дело явно бы не кончилось. А если заигрывание было с прицелом на будущее, то Георгий Николаевич необдуманно рисковал! Ведь девять из десяти девушек, гуляющих по фойе, не явились бы завтра на назначенную встречу просто потому, что не поняли бы, по какому адресу надо прийти! Но я-то знала, что «класс на Киевской», вкупе с прямой спиной и широко развернутыми носками моего нового знакомого, означает Северское хореографическое училище! И, возможно, его предложение было продиктовано отнюдь не моими женскими прелестями…

По дороге домой я думала о том, что Георгий Николаевич никакой не старый ловелас, а просто пожилой ангел, ниспосланный мне небесами. И еще силилась вспомнить, где же все-таки слышала его фамилию. В комнате я первым делом подвинула тумбочку к стенному шкафу, полезла в антресоль и после продолжительных поисков достала оттуда пыльную книжку в зеленом переплете. Называлась она «Душой исполненный полет» и была посвящена балетной труппе нашего театра. Ее приобрела еще Никитина в период безумного увлечения Иволгиным — надеялась прочитать что-нибудь о нем. Но, к сожалению, последние события в книге датировались 1963 годом — годом расцвета северского балета. Лариска огорчилась и немедленно закинула приобретение в антресоль.

Сейчас Никитина возлежала на кровати, щелкала семечки, сплевывая шелуху в наше единственное блюдце, и с иронией наблюдала за тем, как я балансирую на тумбочке.

— Нету там ничего про Лешеньку, нету, — проговорила она наконец. — Тысячу раз все просмотрено!

— Да подожди ты! — Моя рука взметнулась в воздухе так яростно и энергично, что колченогий шедевр мебельного искусства чуть не опрокинулся вместе со мной.

— Ну, не веришь, ищи, пока не убедишься… Или пока не свалишься!

Но мне уже было не до Ларискиных комментариев. Глава номер девять называлась «Золотые годы» и начиналась словами: «Это были воистину золотые годы северского балета. Тогда на сцене царили блестящие солисты: Любовь Воронкова, Эдуард Михеев, Ольга Кирикова, Георгий Полевщиков и многие-многие другие…»