Замок из песка

В хореографическое училище меня собирали всем этажом. Маринка, занимающаяся аэробикой в спорткомплексе, принесла свой голубой спортивный купальник, Ирка Шахова — заколку, способную удержать мою шевелюру аккуратно сколотой на затылке. Ленка Зотова пожертвовала абсолютно новые колготки — не рвущиеся и не пускающие стрелок. Водолазку и джинсы я надела прямо поверх купальника, на всякий случай взяла с собой эластичный пояс и отправилась на встречу с Георгием Николаевичем.

Здание училища выглядело точно так же, как и восемь лет назад, — серо, скучно и солидно. Я толкнула дверь, в детстве казавшуюся мне огромной, как ворота замка, и оказалась внутри. И здесь все было по-прежнему: и фикус в углу, и высокие зеркала вдоль стен, и особый запах свежевымытых мраморных полов. Даже тетка в вахтерской будке напоминала ту, что тогда, в далеком восемьдесят пятом, вязала свой отвратительный зеленый шарф. Подходить к ней не хотелось, но, похоже, другого выхода не было.

— Здравствуйте, — как можно более скромно и спокойно сказала я, приближаясь к ее маленькой крепости. — Мне бы хотелось узнать по поводу экспериментального класса…

— Натальи Леонидовны еще нету! — недружелюбно отозвалась вахтерша. Краткость ответа поставила меня в тупик.

— Да, но все же…

— А что все же? Что все же! — почему-то обиделась она. — Как грамоты и премии, так всем кому угодно — даже кастелянше, а как выговоры да шишки — мне. Вот пусть с вами, журналистами, Наталья Леонидовна сама и разбирается…

Я хотела объяснить, что никакого отношения к журналистике не имею, и интерес мой — сугубо частный, но ни с того, ни с сего разбушевавшаяся тетка не дала мне и рта раскрыть.

— А если вас интересует лично мое мнение… Только это не для печати!.. В общем, не будь у Полевщикова сына в облисполкоме, и не было бы никакого экспериментального класса! И правильно, что не было бы! А то развели моду — деньги государственные транжирить…

— Ну, а Полевщикова-то я где могу найти?

— Второй этаж, пятнадцатый класс, — сухо информировала вахтерша, оскорбленная тем, что к ее мнению не прислушались, но обрадованная перспективой спихнуть на кого-нибудь «журналистку».

Пятнадцатый класс располагался в полутемном закутке коридора, сразу за распределительным щитом. Перед дверью стояли две низенькие скамеечки. Другая дверца, маленькая и обшарпанная, видимо, вела в раздевалку. Я толкнулась в обе двери — везде было заперто. Оставалось только сесть на скамейку и ждать. Георгий Николаевич появился в половине двенадцатого. Его высокая фигура, возникшая в конце коридора, сразу заслонила от меня остатки света. Юмористическую газетку, купленную в метро, пришлось снова сложить вчетверо и опустить в карман парки.

И все же в коридоре было не настолько темно, чтобы не узнать знакомое лицо. Но тем не менее Георгий Николаевич лишь мельком взглянул в мою сторону с легким, вежливым удивлением. Взглянул и молча зашел в раздевалку. Обида, подкатившая к горлу, была такой ощутимо-горячей, что я чуть не расплакалась. Хотелось немедленно вскочить, убежать из училища, а дома придумать какую-нибудь легенду: мол, я туда вовсе и не ходила — передумала! Но все же я заставила себя встать, дождаться, пока он выйдет обратно, и спросить напрямик:

— Георгий Николаевич, вы меня помните?

— Да-да, конечно, — растерянно проговорил он, глядя мне в глаза. На лице его отразилась гремучая смесь стыда, досады, раздражения и еще чего-то, ведомого только тому, кто сам оказывался в подобной ситуации. Конечно же, Георгий Николаевич ничегошеньки не помнил, потому что был вчера элементарно пьян. Видимо, я своим появлением и унижала, и злила его донельзя, но он таки умудрился найти достойный выход из ситуации.

— Мы виделись с вами… — Знак нарочитого вопроса повис в конце фразы, явно нуждавшейся в продолжении.

— Вчера, в театре, — подсказала я.

— Вот-вот, вчера… Знаете, дни так летят, не успеваешь иной раз и глазом моргнуть. Я помнил, что на днях, а вот когда именно… И я сказал вам?..

— Подойти сегодня к двенадцати часам, чтобы вы меня посмотрели.

Похоже, в голове у него окончательно прояснилось, потому что он вздохнул, взглянул на меня как-то скучно и виновато и совсем другим, не заискивающим уже тоном, спросил:

— А сколько вам лет, девушка?

Услышав, что мне семнадцать, Георгий Николаевич обреченно кивнул и указал на вход в класс. Пока я снимала сапоги и складывала на скамеечку парку, он гремел ключами и недовольно объяснял что-то про вечную загруженность, предстоящий тяжелый урок и чуть ли не магнитные бури, которые мешают сегодня абсолютно всему.

Изнутри класс выглядел совершенно обычно. Не хуже и не лучше других. Огромные зеркала вдоль стен, черный рояль в углу, деревянные некрашеные половицы. Только вот палка балетного станка была переломлена в одном месте и держалась на каком-то уродливом штативе-костыле.

Я босиком прошлепала по полу и встала недалеко от рояля.

— Что такое «первая позиция», знаете? — осведомился Георгий Николаевич. Кивнув и положив кисть на палку, я встала «шваброчкой».

— А четвертая?.. А пятая?.. А о гранд-батмане понятие имеете?