Замок из золотого песка

– Не нужно второго, кто много ест в такую жару? – я подошла к окну. – Мам… там Семочка всех троих в такси грузит! Даже попрощаться с нами не дал!

– Не похоже на него, Марьяша.

– Да ладно! Достали его, вот и выгнал, – весло добавила я.

Я помогла маме нарезать овощи, хлеб, взбила яйца на шарлотку. И тут вспомнила, что в суете так и не позвонила Москвину. Я набрала его номер, но приятный женский голос сообщил мне, что абонент вне доступа.

Вернувшись на качели, я открыла ноутбук. Но сосредоточиться на подготовке к школьным урокам так и не смогла.

Глава 13

Обедали мы вчетвером, дед Никодим неожиданно сказался больным. В то, что ему настолько плохо, что не может выйти к столу, верилось с трудом. Я склонялась к мысли, что притворщик таким образом пытается избежать расспросов сыновей. А в том, что вопросы у них к нему есть, можно было не сомневаться.

Я потихоньку наблюдала за братьями, подмечая все больше схожих черт. Например, при наклоне головы и у того, и у другого становилась видна забавная проплешина на макушке, гладкая и овальная, как яйцо. Только у одного она была в обрамлении рыжих волос, а у другого – седых. Оба брата были левши, хлеб откусывали сразу по половине куска, оставшийся клали на край тарелки. Происходило это почти синхронно, я сидела за столом как раз напротив, иногда за наблюдениями забывая поднести полную борща ложку ко рту.

Не знаю, как объяснить, но при взгляде на отчима по моему телу пробегала волна тепла, хотелось дотронуться до его руки, погладить, успокоить. Я чувствовала, что он все еще растерян, даже испытывает неловкость, видимо, до конца не осознав, что рядом, плечо к плечу, сидит его кровный брат. По сути – чужой мужик, невесть как проживший целую жизнь. С виду спокойный и доброжелательный, но кто же знает, что у него за мысли в голове?

От Алексея же исходила напряженность, я ощущала ее и была уверена, что он ждет, но и боится вопросов Семена. Значит, есть что скрывать?

Он смотрел только в тарелку, в то время как Семочка то и дело бросал на него любопытные взгляды.

Я вдруг подумала, как бы я восприняла появление рядом новообретенной сестры? Или брата? Скорее всего, с досадой. Не обладая добрым нравом отчима, я не понимала, как можно испытывать положительные эмоции к незнакомому человеку, по воле судьбы оказавшемуся кровным родственником? Объяснения, что, мол, это же родная кровь, меня не трогали, даже казались надуманными и фальшиво-пафосными. Так что моя первая встреча со свалившимся на голову новым членом семьи оказалась бы и последней.

Доброта Семочки была беспредельной. Сколько я его знала, он всегда был готов дать кров и оказать помощь любому живому существу – от котенка до бомжа. А тут сын его отца! Отчим в родственном порыве пригласил Алексея погостить, и теперь ни при каких обстоятельствах не выставит того за дверь. Соверши тот подлость, Семочка постарается его понять и оправдать. Как у Никодима мог вырасти такой сын, совершенно на него непохожий? А что, если именно старший унаследовал характер отца?

Мои размышления о братьях прервал голос отчима:

– Лех, а тебе лет-то сколько?

– Шестьдесят пять.

– А мне на два года меньше. Это мы с тобой в одном поселке жили и ничего друг о друге не знали? Как так?

– Не в одном, Сема. Вы – в Луговом, мы с мамой и бабулей – в Чудовке, тридцать километров от вас будет. Да и не знал я, кто мой батя, почти до восемнадцати лет. Бабуля помирать стала, призналась. Я сунулся к Никодиму, он меня послал. Точнее, не он, а твоя бабка Агафья. А потом вы с ним уехали.

– Когда ты приезжал к нам?

– Осенью. Ты в школе был.

– Мне, значит, уже шестнадцать исполнилось. Бабка наша с тобой ведь померла в ту же зиму. Вот оно как… А я думаю, чего вдруг отец собрался вмиг, как только я восьмилетку окончил, – и в город! Бежал, значит, от старшего сына. Зря он! Я всегда брата хотел.

– Так испугался, что расскажу тебе о маме… то есть о нас с мамой, – вдруг смутился Алексей.

«Чуть не проболтался! Ай-ай… дядя Леша! Интересно, что же все-таки произошло с его матерью? Правда ли, что бабка Агафья могла отравить любовницу сына? А мать Семочки почему повесилась? Или не сама она? И кто же помог? Никодим? Или Агафья довела невестку до самоубийства? Да… если сам дед не расскажет, как было, никто не узнает. А старик никогда правды не откроет, нечего и пытать! Алексей же может только бабские сплетни передать», – размышляла я, пока все молчали.

– Марьяша, отнеси деду в комнату обед, не сочти за труд, – я и не заметила, как мама приготовила поднос с едой.

– Да, конечно.

Руки были заняты подносом, постучаться не получилось. Легко толкнув дверь ногой, я застыла на пороге. Дед Никодим, этот «нехристь», как о нем говорила бабушка Евгения, стоял на коленях перед кроватью и бормотал молитву. Перед ним на пикейном покрывале, прислоненная к крепко взбитой пуховой подушке, стояла икона Казанской Божьей матери.

– Проходи, Марья, неча столбом стоять, – Никодим тяжело поднялся с колен. – Еду на стол поставь. Эк, как ты на меня зыркаешь! Что, думала, в Бога не верую? Зря.