Замок лорда Валентина. Хроники Маджипура

Он снова уснул, и ничто не тревожило его, кроме недолгого, но шумного дождя, и снов он больше не видел. Его разбудил свет, теплый золотисто-зеленый свет, лившийся с дальнего конца узкого длинного холла. Дверь была открыта. Шанамира не было. Кроме Валентина, в комнате спали еще двое.

Валентин встал, потянулся, размял руки и ноги, оделся, умылся над раковиной у стены и вышел во двор, чувствуя себя бодрым, энергичным, готовым ко всему, что принесет ему день. Утренний воздух был плотным и влажным, но теплым и ярким, и ночной туман исчез. С чистого неба лился жар летнего солнца. Во дворе росли три больших вьющихся лозы, по одной на каждой стене. Их искривленные стволы были шире человеческой талии, глянцевитые лопатообразные листья имели глубокий бронзовый оттенок, а молодая поросль была светло-красная. Лозы были усыпаны ярко-розовыми цветами, похожими на маленькие трубы, но, кроме цветов, на них были также и созревающие плоды — тяжелые бело-голубые ягоды, блестевшие от влаги. Валентин сорвал одну ягоду и съел. Она была сладкой, с привкусом молодого вина.

Он съел вторую, потянулся за третьей, но передумал.

Обойдя двор, он заглянул в стойла и увидел животных Шанамира, спокойно жевавших солому, но самого Шанамира не было, наверное, убежал по делам. До Валентина донесся запах жареной рыбы, и он сразу почувствовал голод. Он открыл расшатанную дверь и оказался в кухне, где маленький усталый человек готовил завтрак для дюжины постояльцев различных рас. Он без интереса посмотрел на Валентина.

— Я опоздал? — мягко спросил Валентин.

— Садись. Рыба и пиво. Тридцать весовых единиц.

Валентин нашел монету в полкроны и положил на плиту.

Повар дал ему несколько медяков сдачи и бросил второй кусок рыбного филе на сковородку. Валентин сел у стены. Несколько завтракавших собрались уходить. Стройная гибкая женщина задержалась перед Валентином.

— Пиво в этом кувшине, — сказала она. — Обслуживай себя сам.

— Спасибо, — сказал Валентин, но она уже вышла.

Он налил полную кружку. Пиво было грубое, с резким привкусом. Через минуту он получил рыбу, вкусную, зажаренную до хруста. Он быстро съел ее.

— Еще, — сказал он повару.

Тот мрачно посмотрел на него, но уступил.

Валентин заметил, что сидевший за соседним столиком хорт, толстый, с раздутым лицом, пепельной рябой кожей и большими выпуклыми глазами, внимательно разглядывает его. Это странное разглядывание было неприятно Валентину. Через некоторое время он снова взглянул на хорта.

Тот моргнул и быстро отвел глаза.

Через несколько минут хорт повернулся к Валентину и спросил:

— Только что прибыл?

— Ночью.

— Надолго?

— До конца фестиваля, во всяком случае, — ответил Валентин.

В этом хорте явно было что-то такое, что инстинктивно не нравилось Валентину. Может быть, просто его внешний вид, поскольку Валентин находил хортов непривлекательными, грубыми и надменными созданиями. Конечно, это было нехорошо, ведь хорты не виноваты, что они так выглядят, и люди, наверное, им тоже казались существами с отвратительно гладкой кожей.

Скорее всего Валентину не нравилось вторжение в его жизнь — разглядывание, вопросы. А может, и то, что хорт был слишком размалеван оранжевой краской. Но так или иначе, он вызывал у Валентина чувство тошноты и беспокойства.

Но ему было стыдно за такие предрассудки и не хотелось казаться необщительным, поэтому он заставил себя улыбнуться и сказать:

— Меня зовут Валентин. Я из Ни-Мойи.

— Далеко заехал, — сказал хорт, шумно прожевывая пищу.

— Ты здесь живешь?

— К югу от Пидруда. Меня зовут Виноркис.

Он нервно резал пищу, а через минуту снова переключил внимание на Валентина, пристально уставившись на него своими рыбьими глазами.

— Ты путешествуешь с этим мальчиком?

— Нет. Я встретился с ним на пути в Пидруд.

Хорт кивнул.

— После фестиваля вернешься в Ни-Мойю?

Поток вопросов начал надоедать, но Валентину не хотелось показаться невежливым.

— Еще не знаю, — сказал он.

— Значит, думаешь здесь остаться?

Валентин пожал плечами.

— Я вообще ничего не планирую.

— М-м-м, — сказал хорт, — хороший образ жизни.

Из-за гнусавой интонации хорта трудно было понять, одобрял ли он это или саркастически осуждал. Но Валентина это мало беспокоило. Он уже достаточно сказал и решил замолчать. У хорта, по-видимому, хватило ума не говорить больше ничего. Он покончил с завтраком, со скрипом отодвинул стул и неуклюже, как все хорты, поплелся к двери, сказав:

— Иди теперь на рыночную площадь и оглядись там.

Валентин вышел во двор, где шла странная игра. У дальней стены стояли восемь фигур и перебрасывались кинжалами. Шестеро были скандарами, крупными косматыми существами с четырьмя руками и грубой серой кожей, а двое — людьми.