Замок Морганы (СИ)

— Много лет назад цыганский табор разбил лагерь неподалёку от одной из деревень. Любовь крестьянской девушки и молодого цыгана продлилась недолго. Табор уехал, а через некоторое время один небогатый художник нашёл на крыльце своего дома жалобно плачущую корзину. Добрый живописец взял на воспитание найденного младенца. Ведь учеников у него было много, а вот слуги не хватало. Поэтому едва приёмыш подрос, его научили подметать двор, бегать в лавку за молоком и хлебом, таскать воду. Ученики художника нередко взваливали на него свои обязанности, заставляя растирать краски и мыть кисти. За любую провинность они награждали приёмыша тумаками и пугали рассказами о разных чудовищах. Посылая его в погреб, мальчишки уверяли, там живёт сфинкс, который растерзает его, если тот не поторопится. Но юный слуга и не думал жаловаться на жизнь. Приёмыш считал свою судьбу самой счастливой на свете. Ведь он мог подолгу рассматривать картины. Подметая пол в мастерской, он просто блаженствовал среди них. Изображения великолепных замков, прекрасных дев и пышных садов увлекали его в волшебную страну, рядом с которой тяжёлая работа и подзатыльники мальчишек казались ему далёкими пустяками. Но случай, произошедший с ним однажды, разрушил счастливое неведение, словно карточный домик.

Как-то, возвращаясь из леса с хворостом, приёмыш увидел проезжавший по дороге королевский кортеж. Придворные дамы, одетые в шёлк и бархат, показались ему прекрасными феями. Их ожерелья и диадемы сверкали, как звёзды. Но прекраснее всех был юный принц, ехавший верхом на белоснежном пони. Белокурый, голубоглазый мальчик, поразивший юного слугу, был одет в голубой, расшитый золотом камзол и пурпурную мантию. На поясе поблескивала маленькая шпага с рукояткой, усыпанной жемчугом. Глядя на своего ровесника, утопающего в роскоши, бедный приёмыш подумал: «Если принц ездит по той же дороге, по которой я хожу за хворостом, то почему бы мне не поменяться с ним местами?»

Вскоре в дом художника случайно заглянул путник в тёмном дорожном плаще. Лютня, привязанная к его котомке, показалась юному слуге волшебной диковинкой. Странствующий певец был высокого роста, крепкий, совсем ещё не старый, но его длинные, зачесанные назад волосы, открывавшие высокий с едва наметившимися морщинками лоб, отливали серебром. Взгляд небольших, светло-карих глаз был добр и весел. И приёмыш увязался за ним. Певец научил его играть на лютне и сочинять баллады, называл сыном, а потом…»

Менестрель хотел что-то сказать, но край полотенца случайно оказался у него во рту.

— Не шашкаживай дальше, — сердито прошепелявил он.

— Отчего же? — Ведьма наивно захлопала ресницами. — Неужели тебе не нравится кульминация истории? Кыш! — Она махнула рукой, и полотенце упорхнуло на место. — Однажды ты пел на рыночной площади, сидя на пивном бочонке. Ты не заметил, как толпа простолюдинов за твоей спиной стала почтительно расступаться перед роскошной каретой. Снежно-белая роза, брошенная изящной рукой принцессы, угодила прямо в твою макушку. Твой учитель, уходивший купить хлеба в дорогу, вернувшись, нашёл лишь опорожненный бочонок. Лучи закатного солнца успели трижды коснуться великолепных витражей королевского замка, прежде чем ты вышел к учителю, ожидавшему тебя с нетерпением, и, бросив ему довольно увесистый мешочек с деньгами, воскликнул: «Я остаюсь, счастливого пути!»

Ведьма презрительно взглянула на Менестреля, виновато втянувшего голову в плечи.

— Смотри-ка, котёл закипает!