Замок на болотах

— В Выжью Сечь разбойников тоже не заманишь, — негромко обронила девушка, поднимая руку. Казимир натянул поводья, нахмурился. — А Сечь ежели и не тута, то близенько. Мож, тутошние оттого и поселились здесь, чтоб не трогали их, ни разбойники, ни податники твои, светлый комес. Однак теперь пуста деревенька-то, энто я нутром чую. Давно притом. Слушай меня, комес, да не перебивай опять, я тут больше тебя знаю. Остановимся на околице, поглядим вон тот дальний домишко. Ни к чему не прикасайся без лишней нужды, и будь начеку. Что кажется настоящим, может обернуться мороком. Поеду впереди, ты за мной в трех шагах. Ну, тронули…

Хижины проплывали мимо, позволяя Казимиру рассмотреть нехитрые предметы быта, иногда лежащие подле входа в дома. То сплетенная из соломки кукла с волосами из пакли цепляла глаз, то выструганный обух для топора. Кое-где посеред дворов валялись грабли и молотилки, корыта с высохшей водой. Перевернутые и нанизанные на колья забора глиняные горшки провожали, терялись за спинами путников.

— Словно недавно ушли, — молвил Казимир, осматривая распахнутые ворота сарая, мимо которого как раз проезжал. Внутри тускло поблескивали дышла и упряжи, окованные железом, горбился, зарывшись острым клювом в пол, плуг с почерневшими рукоятями.

— Может и недавно, — отозвалась Каля, поглаживая кобылу по шее. — Ну-ко, оглядим местечко, проведаем…

Спрыгнув наземь, Сколопендра текучим, невыносимо долгим и плавным замахом высвободила клинок из ножен, крадучись двинулась вперед, бесшумно переставляя обутые в мягкие коричневые сапоги ноги по двору. Загремела чем-то за углом избы, ругнулась, пнула пустую бочку, прокатившуюся по земле.

Казимир спешился. Подвязал поводья обеих лошадей к столбику, двинулся вслед разбойницей.

— Ледник тутова! — вынырнула из-за угла Сколопендра. — Иди, глянь, видать, был тут кто-то до нас.

Казимир просунул голову в темноватое хранилище, названное ледником. В лицо дохнуло холодом: прямо в полу, посреди сарая, зияла черная дыра, уходившая глубоко в землю. На стенах, развешанные по размеру, устроились крюки для мяса, мешки и мотки веревок, колченогая лестница. Большая, затянутая паутиной бутыль, примостилась в углу. Внутри, на вид напоминая створожившееся молоко, застыла белесая жидкость, с легкой голубоватой пенкой на поверхности.

— А здесь, видать, мясо рубили, — Сколопендра осматривала здоровенный колун, воткнутый в великих размеров чурбан, стоявший неподалеку от дверей ледника. Бурые потеки, вымазавшие чурбан до самого низа, и разбросанные, обглоданные кости указывали на частое пользование. У стены хранилища валялись пара рогов и коровий череп, вместе с заржавевшим крюком на длинной цепи. Во многих деревнях было обычным делом устраивать хранилища глубоко в земле, в холодке, рубя мясо перед кладовыми, тут же бросая собакам требуху или кость. Сколопендра захлопнула дверь в ледник, проворчав, что не имеет никакого желания спускаться туда за мясом. Несмотря на великую усталость, у обоих животы подводило от голода, и не предупреди Казимира лесная девушка ничего не трогать, он бы счел заимствование нескольких свежих кусков говядины из кладовых делом угодным во спасение путника от голода. Разумеется, не даром, а за оставленную на пороге монету.

— Все тихо, — сообщила разбойница, окончив осматривать двор. — А коняшки-то волнуются…

Клинок, устроившийся в ножнах, блеснул в лучах закатного солнца. Каля ухватила кобылу под уздцы, поглаживая между глаз.

Лошадь пряла ушами, похрапывала. Сколопендра во время путешествия следила и за конями — те чуяли человека на расстоянии. Вот и сейчас оба коня, и Калин и Казимира, вдруг раздули ноздри, храпнув и заплясав на месте.

Из тени приземистой, покосившейся хижины выступила согбенная фигура. Высокий крестьянский колпак венчал голову, длинная седая борода обвисла грязной паклей, сморщенные, покрытые густой сеткой жил руки опирались на сучковатую клюку, какие используют пастухи — длинная палка с крючком на конце.

— Доброго вечера, путники-странники! — проскрипела фигура. Даже голос был у него старый. Подняв голову, так, чтоб солнце осветило лицо, на комеса и его спутницу глядел древний, сморщенный старик.

Казимир отвесил почтительный поклон младшего старшему, к которому уже давно привык среди простолюдинов.

— Доброго вечера, хозяин. Не вини, что незваными явились — не видали мы нигде хозяев. Дорога длинной выдалась, нам бы отдохнуть и поесть чуток. Найдем, чем расплатиться.

Улыбка прочертила лицо старика, оживила водянистые глазки, блестевшие из-под лохматых седых бровей. Кашлянув, поселянин проскрипел.