Замок на двоих. Любовь короля эльфов

…Как устремляются за своими правителями их свиты – смешав воедино рассвет и сумрак. Странно, но темные одежды Неблагих не терялись в ночном небе. Они не сверкали, как Благие светлые, – но искрились, мерцали, четко очерчивая силуэты всадников. А вот все лошади, кроме королевских, стали призрачными, едва ли не прозрачными, словно туман.

…Как я сама, отчаянно визжа в унисон с пронзительным визгом женщин и режущим свистом мужчин, мчусь в первых рядах охотников.

…Как между всадниками, дико рыча, скачут, то взмывая, то проваливаясь вниз, красноухие монстры, фейрийские гончие псы.

…Как далеко перед королями несется сверкающий белый олень, то и дело вспыхивая черными молниями.

…Как близки к нам звезды – будто полыхающие костры, разведенные на небосводе.

…Как гаснут последние лучи зимнего солнца, а сзади – не знаю как, но я видела это! – медленно разгораются розовые стрелы рассвета. Ночью…

Бешеная гонка заняла то ли часы, то ли минуты… то ли дни, а может – столетия?.. И поначалу жертва вовсе не казалась жертвой: олень то останавливался, поджидая, то убыстрял свой бег, словно играл с преследователями. Но потом дорога под его копытами начала таять, прореживаться… исчезать.

А когда пропала совсем, рогатый заложник Бельтайна заметался, почуял неладное. И теперь охота мчала за ним сумасшедшими зигзагами, то спускаясь к самой земле, то взмывая выше встречных звезд.

Его загоняли. Белая шкура тускнела, черные молнии облепили ее, с каждым мигом уходя внутрь. И в других обстоятельствах я пожалела бы несчастного… но не сейчас. Одна из охотников, я, как и все, мчалась за ним, улюлюкала даже и безумно сожалела, что у меня нет копья, лука, да хотя бы кинжала! Вонзить острие, увидеть кровь, испытать экстаз удачного удара…

Хотя вот в экстазе, пусть и другом, недостатка не было. Ничто и никогда не увлекало меня так, как эта гонка, не захватывало целиком, не перехватывало душу бешеным азартом…

Много позже я поняла, что ни один человек не вынес бы этой скачки, этого всеобщего морока, этого полного единения с другими охотниками. С высшими фейри! Мне удалось выжить и не лишиться рассудка лишь по одной причине: таково было желание короля Неблагих. Наверное, потому и в памяти осталось так мало…

Олень выдохся. Спустился с неба, подогнул ноги, почти лег – на тот самый круг пустой земли, куда его и гнали. Смирился…

Два копья – белое в руке Оберона, черное в руке Кэйворрейна пронзили его сердце одновременно. Два королевских голоса слились в один, посвящая жертву своим богам, Свету и Тьме, Зиме и Лету.

Последний раз взревела метель, исторгаясь из рогатого духа, – но не сумела перекричать королей.

Два фейри – совсем юные, словно подростки-пажи, сошедшие со средневековой картины, – упали на колени перед безжизненной тушей, подставляя охотничьи рога под льющуюся из двух ран кровь. И короли, приняв из их рук эти символические кубки, выпили их содержимое, стоя напротив друг друга.

Его Неблагое величество отсалютовало рогом коллеге и повернулось ко мне. Оказалось, что я стою в шаге от него – среди остальных охотников, уже пеших, окруживших королей и жертву. На темной половине живого круга.

Кэйр выдернул меня оттуда, с силой стиснув предплечье.

– Тебе понравилось, моя девочка?

– Да-а-а… – прошептала я, глядя ему в глаза. Совершенно безумные, с пляшущими, словно языки пламени, зрачками.

Но морок быстро и неумолимо покидал мой разум.

Где-то далеко, за охотниками, тихонько пофыркивали лошади и взрыкивали гончие. Где-то рядом, в шаге от нас, Оберон обнимал свою королеву. Мне было не место здесь.

– Сегодня оживают тени, – склонившись ближе, проговорила моя голубоглазая погибель с нечеловеческими глазами. – Сегодня сбываются сны. Замерзают согревшиеся, согреваются замерзшие. Времени нет – былое и будущее слились в одно. Нет разных миров – сегодня они едины, неотличимы, и они не существуют…

Я слышала его слова, но не вслушивалась в них. Смотрела в лицо моего короля, почти не дышала, внезапно поняв: а ведь для него это тоже впервые. Возможно, когда-то он загонял жертву, стоял в кругу охоты… но не вонзал в бельтайновского оленя копье, не пил его кровь, не творил вот такое колдовство – одно из главных в мире…

Теперь – сотворил. И мне не место рядом с ним.

– Эл-ла…

– Да…

– Ты слышишь меня?

– Да.

– Тогда радуйся! – воскликнул Неблагой король. – Бельтайн с тобой!

И он поцеловал меня, неожиданно, сильно, долго, так, что закружилась голова и подогнулись ноги – словно у несчастного рогатого зверя, упавшего с неба на землю…

Только поцелуй этот был со вкусом крови. Терпкой, горячей, соленой, еще не свернувшейся.

«Бельтайн…» – беззвучно сказал Оберон, и я вздрогнула.

Но не могла обернуться, чтобы посмотреть, целует ли он свою королеву…

Кэйр рывком отстранился от меня и, развернувшись к Неблагой свите, заявил:

– Время провожать зиму!

Оберон подсадил свою супругу в седло, взлетел на коня сам и сказал:

– Мы ждем Зимний Двор у майского дерева!

Кавалькада светлых всадников развернулась и быстро растворилась в рассветном тумане.