Софьин вышел из храма и побрёл без определённых целей. Вот площадь Нептуна. Бог морей держит свой трезубец, как матросы сотню лет назад держали свой революционный стяг. Или как парижские коммунары. Этот бронзовый Нептун стоит посередь фонтана гордо, возвышаясь и воспаряясь, намереваясь, кажется, потеснить в небе самого Зевса. «А Христос на картине стоит на коленях», – подумал вяло Евгений и вдруг увидел на противоположной от фонтана стороне высокого худого мужчину с бородой, в вязаной цветастой шапочке «с ушками». Мужчина внимательно, глубоко посаженными тёмно-синими глазами смотрел на Софьина. Затем он снял свою «девчоночью» шапочку и улыбнулся.
Софьин решается подойти и спросить…, но «Благодетель» расплывается и растворяется. Как и сама Благодать.
«Ах, да это служащий, он – священник в этих храмах, базилике Святого Доминика и этом! И женщина тоже. Она служит и время от времени играет на флейте. А мне нужно просто выспаться», – подумал Женя, присев на лавку и прикрыв глаза.
* * *
… – Папка, ты чего? Я тебя уже трясу! Где витаешь? В облаках? Пойдём, скоро там будем – регистрацию объявили! – Оля удивлённо смотрела на отца.
Наконец семья Софьиных прошла в светлую, просторную и малолюдную зону «гейтов». Избавление от чемоданов и перспектива скорого вылета.
– Ого! Кресла-то почти свободны! Мяконькие! – Матвей Корнеевич плюхнулся на казённый диван, как на родной. Доволен. – Прошу садиться, господа! Лёд тронулся! Заседание продолжается!
Наталья Кирилловна и Оля сели по обе стороны мужчины, а Евгений сказал, что прогуляется по залу, разомнёт ноги и разведает обстановку.
– Мни, мни, только без мнительности! – сострил отец, что-то «читая» в настроении сына.
Затем он с задиристым видом посмотрел на своих соседок справа и слева и спросил:
– Ну, что, девицы: какие у вас сокровенные посылы и ожидания от «городу Парижу»? Кроме тряпок и достопримечательностей? Ну! Отвечать быстро и честно.
– Я вот читала… – начала мечтательно Наталья Кирилловна, – давненько правда, что Делон и Бельмондо в новогоднюю ночь влезают на Эйфелеву башню. Соревнуются. Вот бы… одним глазком!.. – закончила жена уже вдохновенно.
– Твой месседж, мать, не зачитывается. Им сейчас годков-то сколько? Впору соревноваться, кто первый до горшка добежит. Ха-ха!
– Ну тебя, пошлость какая! – обиделась дама.
– А ты, красавица? – Матвей ласково посмотрел на внучку.
– Да ты, дед, опять всё высмеешь! – осторожничала та.
– Воздержусь.
– Я хочу познакомиться с … – Девушка толком не знала с кем. – С… мушкетёрами! – выпалила она решительно. – И чтобы приключения были необыкновенные… как в кино!
– С одним? Или с тремя-четырьмя сразу? – Дед сдерживал издёвку. – Бабка вон на двух рассчитывает.
– Всё! Ничего тебе больше не скажу! – Оля отвернулась, но вдруг, надеясь на реванш, спросила дерзко: – А ты сам-то?
– Хм… Я-то? Я тоже, как и ты, хочу прогуляться пару-тройку раз с …
Нет, «подцепить» вредного, но умного деда не удастся!
– А именно? – уже заинтересованно спросила внучка.
– Ну, например с Сартром, Камю… порыться с ними в букинистических лавочках. Они там километрами стоят.
– И о чём бы ты с ними говорил? – уже скучно спросила девушка.
– С этими «пацанами» есть о чём поговорить, милая! …Ну, например, об экзистенциальной романтике, о меланхолии, об обречённости, о смерти, наконец.
– Ты серьёзно? – раздражилась Оленька.
– О
– Бабуля, он чего? Зачем ты так, дедуля? – волновалась внучка. – Париж – самый жизнерадостный, романтичный город, город аккордеонов, звучащих на мостах, канкана, наконец!