Замок одиночества

– Конечно, конечно… Канкан – это прелестно! Но аккордеоны там чаще звучат меланхолично. – Матвей Корнеевич усмехнулся и спросил риторически: – Почему, к примеру, у детского сказочника Шарля Перро столько жестокости и убийств? Вдумайся в сюжетцы-то! Хоть «Красная Шапочка» или «Мальчик-с-пальчик». Ужастик тот ещё! А рекомендуется «0+» – слушать с соской во рту!

– Да ладно, есть же «Золушка», «Кот в сапогах».

– Тебя всё к Д’Артаньяну тянет! Шучу! Шучу и в «Мулен Руж» хочу! Да-с.

– Вон папа идёт. Тоже грустный какой-то. Ну вы чего, философы? Папуль, подойди на секунду! Есть вопросик.

На вопрос по «заданной теме» Евгений Матвеевич ответил хоть и рассеянно, машинально, но будто как раз и думая сейчас о вопросе отца. Ответил довольно загадочно:

– Посыл? К Парижу? Нельзя вступить дважды в один и тот же Париж! – Ответил и продолжил свою прогулку, вышагивая медленно и задумчиво.

– Тоже умник! – съязвила дочка.

– Нет, Оленька. Папка твой, конечно, неглуп, но зануда жуткий! И у него… сейчас… экзистенциальный кризис. Я чувствую, – сказал серьёзно Матвей Корнеевич. И тут же уже весело: – Да и бывает он в Париже чаще, чем рядовой член-корреспондент. В общем, как у Жванецкого: «Мне в Париж по делу, срочно!»

– У всех сегодня всё экзис… – буркнула Оля.

Между тем отец верно чувствовал некий дисбаланс у сына. Более года уже. Но разве спросишь, дашь совет? Нет, не получится. Родному человеку тоже вряд ли.

А между тем дисбаланс этот простейшего свойства: разочарование. Причина тоже банальнейшая – диссонанс. Диссонанс в отношениях с женой. Они уже не общаются непринуждённо, душевно, не смеются вместе. «Мы вряд ли так беспечно сможем бродить по улочкам Парижа, как это было… да, уже более двадцати лет назад, … да, точно, это было начало мая… да… майские праздники… да… открылся Парижский Диснейленд. Конечно! У Ляльки юбилей – двадцать пять! … Суровый девяносто второй…. В России назревают “переломы”… смута… А меня приглашают на конференцию в Париж! … Так всё совпало… счастливо соединилось… Сейчас распадается… Отец прав: “несоединимое” всегда приходит на смену… Жизнь: отмирание и зарождение… Энтропия. Зачем? Не объясняется природой. Так надо. И всё. Терпение и кротость. Ха! И с погодой в этом году тоже нелады, как тогда. Мы в тот майский день как раз и поехали в Диснейленд. Утро было хорошее, солнечное. Успели покататься на аттракционах – страшных и не очень, – полюбовались парадом кукол из мультиков Диснея. Трёхметровые, они успели, падая и чертыхаясь, скрыться от налетевшей грозы… Мы с Лялей убежали в павильон, где крутили старые французские фильмы.

В павильоне было холодно, но мы сидели крепко обнявшись и смотрели “Шербурские зонтики”, “Мужчина и женщина”. Холода не замечали. А потом как сумасшедшие бежали по лужам до электрички. Как тогда мне не понравилось запутанное парижское метро!.. И это их соединение подземки с обычными электричками! И уже тогда – негры (почему-то особенно много в электричках), непривычное соседство. Хотя исторически понятно: Алжир… Как сейчас у нас гастарбайтеры из Средней Азии… Я не расист, но взгляды этих чернокожих парней на жену… Всё вроде естественно: красивая, молодая женщина с рыжеватыми вьющимися волосами, с блестящими кошачьими глазами… Парни были неприятны ни мне, ни Ляле. Когда же она сняла туфли, чтобы обернуть хоть на час вымокшие и замёрзшие ступни газетами и целлофановыми пакетами (старый туристический приём!), и заметила липкие взгляды десятка устремлённых чёрных глаз, она фыркнула, даже зашипела, подобно рассерженной кошке, бросая острый жёлто-зелёный взгляд с сузившимися зрачками на нахалов. Я даже испугался, увидев, как этот взгляд из застывшего кошачьего превратился в пронзающий ястребиный, а губки – её милые губки, пухлые по центру – произвели крепкое словечко. Когда газеты впитали влагу и колготки стали сухими, я интенсивно растёр ступни, вновь положил свежую стельку из газеты в туфли, и всё было в порядке. Почему я вспомнил этот эпизод?.. Да, заботливость и внимание… Как птенцы в гнезде, были её ножки в моих руках».