Замок Пастыря

- В таком случае, успехов вам. Оформлю подписку обязательно. В моей провинции бывает скучновато без столичных новостей, - он осмотрел остальные тома в стопке. – Но это все не то. Я пришел к вам, потому что предвидел, что найду здесь нечто… необычное.

– Ах, вот вы что имеет ввиду… надо было догадаться, с вашей-то специальностью, – Липницкий углубился обратно в стеллажи и вынырнул оттуда через минуту с потрепанной рукописью. – Лежит у меня уже пять полных лет. Много кому предлагал, но все только кривятся.

– «Исследование равновесного противодействия», – прочел Георгий заголовок. – Ну, тогда не удивительно, что спроса нет. У большинства магов хватает ума не тревожить глобальные силы.

Он пролистнул несколько страниц.

– Минуточку, какой это язык?

– Исландский, причем довольно старинная форма.

– А название на русском.

– Переплетать самому пришлось. Понимаете, это оригинальный манускрипт. Я его получил… окольными путями. Полагаю, автора уже давно нет в живых.

– Если он действительно экспериментировал с Противосилой – не удивительно. Кстати, как его звали?

– Не знаю, увы. Никаких сведений найти не удалось.

– Вообще никаких? – Георгий с сомнением покачал головой, перевернул еще несколько страниц, и вопросительно взглянул на Липницкого. – Вы позволите?

– Только без всяких молний, пожалуйста, здесь же бумага кругом.

– Не волнуйтесь. Моя магия внешне не заметна.

Георгий коснулся пальцами страниц и приготовился терпеть боль. Та не заставила себя ждать. Зародившись напротив сердца, она в мгновение ока тысячами раскаленных терний оплела тело мага и принялась терзать – безжалостно, методично, в такт мысленно произносимым словам заклинания.

«К свету из тьмы протянись ручейком.

Мудрости алчу превыше всего,

Жажду узнать, что скрываешь в себе.

Гласом своим просвяти вопрошателя».

Чары растравленной гончей скользнули в небытие, по незримому следу, оставленному рукописью в ткани мира. Они искали все, что было связано с этой книгой, и находили эхо тех, кто прикасался к ней прежде, и след пути, которым она попала в Россию, но Георгий, тихо шипя от боли, отбрасывал ненужные сведения. Ему нужно было хоть что-нибудь об авторе – имя, лицо, голос, хоть самый тусклый отсвет души – но небытие не сохранило даже такой малости.

– Да что же за чертовщина-то… – прошипел он, и для верности повторил заклинание.

Еще полминуты мучительной боли не принесли никакого результата, и маг изо всех сил старался не выдать недоумения. Это было полным нонсенсом. Узнать что-то о человеке по принадлежащему ему предмету вообще было несложным делом. Особенно имея целый манускрипт, написанный собственной рукой, в который вкладывалась душа. Особенно с теми возможностями, которые были в распоряжении мага его профиля. Но заклинания приносили лишь пустоту, будто все, связанное с автором книги, было кем-то вырезано из самого Космоса.

– Занятно, – пробормотал он. – Так сколько вы хотите за эту нечитаемую стопку бумаги?

– Сущую мелочь, господин Летичев. Сто двадцать рублей.

– Сто двадцать? – Георгий приподнял бровь. – Петр Аркадьевич, вы меня не боитесь, так Бога побойтесь! Сто двадцать рублей! Да я на перевод вдвое больше потом потрачу!

– Жадничаете, господин Летичев! Я-то вижу, что вы заинтересовались! Вы за сто двадцать не купите – другие купят!

– А сами-то жалуетесь, что такой труд – и уже сколько лет лежит, никому не интересный. Восемьдесят рублей – полновесными золотыми червонцами! От сердца отрываю.

– Вы надо мной смеетесь, позвольте поинтересоваться? Восемьдесят рублей! Ха! – Липницкий упер кулаки в бока и явно приготовился торговаться насмерть. – Я, между тем, сам могу ее перевести. И продавать перевод буду уже по полтыщи. Единственный в своем роде, прошу заметить. Так и быть, уступлю пять рублей по старой памяти. Я же вас еще мальчишкой безусым помню.

– Вот она – благодарность мещанского сословия честным офицерам! – иронично отозвался Георгий. – Пока мы, лучшие люди Империи, не щадя своих жизней проливали кровь в жестокой битве с азиатскими ордами, столичные лавочники копили барыши! А теперь наживаются на нас! Восемьдесят пять рублей, господин Липницкий! Пенсия штабс-капитана скудна, и мне теперь придется неделю питаться хлебом и водой, но вы-то, наверное, порадуетесь растущим богатствам.

– Если вы там так храбро сражались – отчего же проиграли войну-то, а? А сколько гонору поначалу было – мы, дескать, всех косоглазых одной левой, одними шапками закидаем! А потом ррраз, и оказывается, что у японцев – Того, а у нас – никого. И не надо мне тут сказки рассказывать, какое у вас мизерное жалование. Вам за только двух Станиславов с мечами двести рублей полагается(2). Сто десять.