Замок. Роман, рассказы, притчи

Большинство этих работ содержало так же, как и первые критические статьи Затонского и Сучкова, серьезный анализ отдельных произведений и традиционные упреки в ущербности, в недостаточно реалистичном отражении действительности. А между тем судьбы именно этих авторов были воистину кафкианскими. Отец Дмитрия Затонского, старый большевик, народный комиссар просвещения Украины, был арестован и погиб в 1937 году; вся его семья отправлена в ссылку. Б. Сучков был в 1947 году директором издательства «Иностранная литература». Его арестовали, пытали: «признайся, что ты американский шпион и хотел убить Сталина». Особое совещание приговорило его к двадцати пяти годам лишения свободы. Семь лет он провел в тюрьмах и лагерях. Евгения Книпович в юности была приятельницей Александра Блока, принадлежала к элитарной петербургской богеме. Ее никогда не арестовывали, однако во время войны, в статье о дневниках немецких солдат, она осмелилась рассуждать о том, что эти парни, по сути, обыкновенные молодые люди, но порочное воспитание и злодейская государственная власть превратили их в преступников. Статью и ее автора грубо обругала «Правда» за «объективистское, вредное обеление врага», и несколько лет Книпович была опальной… В. Днепров почти двадцать лет был в заключении и ссылке как «враг народа». После судебной реабилитации в 1956 году он не был восстановлен в партии, потому что его фамилия значилась в числе врагов партии, названных в «Кратком курсе истории КПСС». Даже в годы истовой «десталинизации» (1961 – 1963) искренний, усердный и способный догматик Днепров так и не был восстановлен в партии, несмотря на его неоднократные убедительные ходатайства.

«Путешествие» Кафки в Россию оказалось и трудным и своеобразным. Пруст был издан в Москве в 1934 – 1938 годах, о Джойсе в тридцатые годы много писали, в 1935 – 1936 годах начали публиковать «Улисса» в журнале «Интернациональная литература». «Дублинцы» были опубликованы в 1937 году, Кафка в то время был у нас совершенно неизвестен. Но зато четверть века спустя он был пропущен в Россию раньше других «декадентов». Новый перевод романа Пруста «В поисках утраченного времени» издали только в семидесятые годы. Джойс оставался за порогом до 1984 года. Кафка опередил даже своего великого соотечественника Райнера Марию Рильке. Первая значительная публикация стихов Рильке появилась в 1965 году.

В середине шестидесятых годов ситуация настолько изменилась, что я мог в третьем томе «Литературной энциклопедии» (1966) в заметке о Кафке написать о его исключительно большом значении для мировой литературы и процитировать Брехта, который в 1930 – 1931 годах высоко оценил поэтически пророческую фантазию Кафки. Эта заметка была в 1973 году перепечатана в «Большой Советской Энциклопедии».

Борис Пастернак читал романы и новеллы Кафки в оригинале и в английских переводах. Английское издание Кафки он подарил Анне Ахматовой, которая называла это лучшим подарком из всех, от него полученных. Несколько раз она говорила о том, что после Достоевского ее самый любимый писатель Кафка: «Он писал для меня и про меня».

Для молодых русских писателей Кафка стал одним из влиятельных учителей. Тем, кому со школы прививали позитивистскую уверенность в том, что мир познаваем и «прогрессивно изменяем», в книгах Кафки открывался непостижимый мир, таинственный и опасный. Художник стремится проникнуть в него и отважно рассказывает о своих попытках, о том, что не может разгадать даже смысл своего существования, перед ужасами которого снова и снова смиряется. Но вопреки всему он упрямо стремится выразить в слове и в образах то, что воспринимает, видит, ощущает, и то, как бессилен понять воспринятое. Он влиял не только на писателей, которые сознавали себя его учениками, как ленинградец Борис Вахтин, но и таких, которые не признавали и не сознавали того влияния, которое испытали (В. Набоков, В. Аксенов, Е. Попов, Ф. Горенштейн).

Когда о судьбе Кафки в России пишут на Западе, то чаще всего объясняют неприязнь советских критиков их идеологией.

Некоторые хорошо информированные западные литературоведы убеждены‚ что Кафка именно идеологически не устраивал советских редакторов и цензоров. Однако в действительности ограниченные публикации и строгие отзывы в советской печати менее всего определялись идеологическими предпосылками.

Решающее значение при восприятии Кафки, Джойса или Беккета имеют не догматы и доктрины, а социально–психологические особенности воспринимающих. Большинству «пролетарских» читателей и зрителей чужды искусство и поэзия, которые называют «авангардистскими», «левыми», так же чужды и неприятны, как большинству консервативных, либеральных или демократических читателей и зрителей. Ведь противоположность м и р о в о з з р е н и й‚ противоположность политических взглядов отнюдь не исключают близости или даже тождественности м и р о о щ у щ е н и й, т. е. вкусов, эстетических идеалов.