На миг на лице Анастазии мелькнуло холодное, безжалостное выражение – но исчезло так быстро, что оборотень даже не понял, действительно ли он его видел. Профессор опустился на пень, который ранее пнул Диего, устало вздохнул и сказал:
– Ну ладно. Допустим – допустим на минутку! – что вы правы. Я практикую магию. Ну и что?
Уикхем смешался. А ведь и в самом деле… дальше-то что? Обличать человека в том, что он бартолемит, было глупо: если это правда, то зачем выдавать то, что знаешь, а если неправда – то разговор тем более получится бессмысленным.
– Ну… гхм… как бы… где вы всему этому научились?
– Чего только не узнаешь, перекапывая тонны книг в библиотеке, – невозмутимо отвечал Анастазия. – И все же – какое вам до этого дело? Вы что, из магической полиции? Этим колдовством нельзя заниматься без лицензии?
«Хорошо бы, – подумал Диего и спросил:
– Что вы тут делаете?
– Отдыхаю.
– В лесу?
– Дышу свежим воздухом.
– Вы только что вышли из портала.
– Если мы допускаем, что магия существует, то почему бы мне не провести некоторое – и довольно приятное, должен заметить, – время в Виллере?
– А я бы допустил, что вы прибыли к барону Сен-Мару для того, чтобы обменяться опытом – как один нелегальный практикант с другим. Или, может, даже украсть у него что-нибудь ценное и полезное.
Несколько секунд Анастазия смотрел на Диего, а потом улыбнулся. Улыбка у профессора была чертовски располагающая.
– Хотя ваши подозрения оскорбительны, я все же буду снисходителен к вашему юному возрасту и отвечу. Нет, я не собираюсь ничего красть. Однако деятельность барона и впрямь привлекла мое внимание. Я нахожу очень странным такой успех во всех делах, за которые он берется, при том, что Сен-Мар отнюдь не производит впечатления исключительной гениальности. К тому же я заметил некоторые удивительные совпадения и невероятно удачные стечения обстоятельств, которые возникали вокруг барона ни с того ни с сего.
– Ах вот оно что, – пробормотал Диего. Ему этот аргумент не показался особо убедительным. Конечно, барон использовал в своих делах и магию, и способности сына – а кто бы удержался от соблазна на его месте? Но дела Сен-Мара пошли в гору задолго до того, как он стал баловаться колдовством, – и до того, как у его сына проявились способности. По крайней мере, миледи считала, что они у мальчика дали о себе знать не раньше тринадцати-четырнадцати лет.
Но, может, она ошибалась?
– А вы, в вашей магической полиции, считаете, что магия не должна быть доступна для всех? – вдруг спросил Анастазия.
– Нет, конечно, – ответил Уикхем. – Представьте, какие будут последствия.
Профессор поразмыслил, пожал плечами и поднялся с пенька:
– Никаких особо ужасных последствий я не представляю. Да, наш барон далек от честной конкуренции, и, между нами, мне кажется, он извел нескольких соперников магией – но в целом что такого ужасного произойдет?
– Появление разного рода чудищ от неаккуратного обращения с магией как минимум.
– Чудища есть и сейчас, а так у людей был бы шанс от них отбиться. Правда, тогда отпадет необходимость в вашей полиции, а этого-то вы как раз не можете допустить, верно? – со смехом сказал доктор.
– Верно, – холодно согласился оборотень. – Фаренца – прекрасный тому пример.
– А, Фаренца, – пробормотал Анастазия. – Значит, в том, что произошло, вы вините неких неосторожных пользователей магии и колдовства?
– Злонамеренных, – поправил его Диего. – Тех, кто получил доступ к знаниям и попытался использовать их для личного блага, попутно убив десятки тысяч ни в чем не повинных людей.
– Ну, будет вам, не весь же город они уничтожили.
– Однако они изо всех сил пытались.
Профессор замолчал, покусывая ус. Они вдвоем шли обратно к деревне, словно пара друзей, прогуливающихся в хорошую погоду; хотя Диего мог только гадать, не готовит ли Анастазия какую-нибудь чародейскую пакость. Верить в это не хотелось – доктор философии был ему довольно симпатичен, несмотря на упорное отрицание очевидного.
– Но все же, как профессор и преподаватель я не могу одобрять ограничения доступа к знанию, чем бы это ограничение ни оправдывали. Знания, как и истина, должны принадлежать всем.
– Звучит хорошо, – согласился Диего. – Но только в теории. На практике обычно какая-то чертовщина выходит.
– Это потому, что нет обучения! Вот вас же кто-то научил есть ножом и вилкой, а не втыкать их в глаз сотрапезнику? Так и тут – главное научить, объяснить, что опасно, а что нет.
Оборотень громко фыркнул.
– Что, считаете это глупым идеализмом? – спросил Анастазия.
– Да. Среди людей слишком много безответственных дебилов, которые если чему и научатся, так только тому, как причинять вред другим. А многие с радостью занимаются этим и просто по зову сердца.
– Я знаю, есть люди, которые получают удовольствие от причинения зла, и вовсе не отрицаю полезность некоторого, гм… присмотра. Но ведь другим будет проще обороняться от них, если они окажутся вооружены теми же умениями и знаниями!