Замок зла

пошел прочь.

Подойдя к ограде, Конан перебросил через нее нежное

женское тело. Взметнув в воздухе искристыми тонкими

волосами, Веллия с глухим плеском погрузилась в черную воду

рва.

* * *

К рассвету Конан и Шумри похоронили своих погибших

Больда и обоих слуг. Они зарыли их за пределами замка, на

обочине тропы. Перед тем, как опустить в землю тело Больда,

немедиец снял с него кольчугу. Она и впрямь оказалась на

удивление легкой, словно была сплетена не из металла, но из

затвердевших лунных лучей, чуть потемневших от времени.

- Кажется, я знаю, кто эта девушка и кто этот доблестный

человек, назвавшийся нам Больдом, - сказал он Конану. - В

Бельверусе его имя широко известно, да и ее тоже. Какая

трагедия! Удивительная были бы из них пара!..

Киммериец взвесил в руках кольчугу, так же отдав

должное ее легкости.

- Что ты собираешься с ней делать? - спросил он.

Носить сам?..

- Ну что ты! Отдам девушке... Мертвому телу она не

нужна, ей же может пригодиться...

- Чтобы подарить следующему жениху? - спросил Конан

без всякого, впрочем, желания кого-нибудь обидеть.

Шумри взглянул на него с укором и промолчал.

Когда они уже собрались уходить, немедиец вспомнил о

спящих в саду стражниках и служанках. По его настоянию они

вернулись обратно и перенесли бормочущие и постанывающие

тела подальше от цветов, к самым воротам. Киммериец с

большой неохотой занимался этим вздорным, на его взгляд,

делом, но Шумри уверял, что если оставить их в саду, они

могут никогда больше не проснуться.

Цветы снова пахли сладко и дурманяще, и лепестки их при

прикосновении не ранили и не обжигали, но лишь щекотали и

нежили.

- Быстро же эти лиловые твари простили нам свою

госпожу, - хмыкнул Конан, когда последнее тело было

перетащено в безопасное место и приятели присели, чтобы

перевести дыхание. - Впрочем, ты все-таки не забывай пока

про порошок.

- Я и не забываю, - отозвался Шумри, разворачивая

тряпицу, в которой серели уже последние крупицы

спасительного снадобья.

Внезапно киммериец поднял голову и насторожился. Ему

послышалось что-то похожее на мелодичный женский смех,

доносящийся из-за ограды замка. В два прыжка он подскочил к

стене и посмотрел вниз. Громкий рев - рев досады и ярости

чуть не разорвал его широкую грудную клетку.

Испуганный Шумри мгновенно очутился рядом. Внизу, на

противоположной стороне рва сушила на солнце пушистые волосы

нагая ведьма. В ответ на вопль киммерийца она подняла

голову, и звонкий, победный, счастливый издевательский смех

прозвенел, словно пение утренней птицы.

- Проклятье! Она выплыла! Ну почему я прежде не

придушил ее - а ведь хотел! - ревел Конан. - Где мой лук?!..

Но пока он искал лук, Веллия, подарив на прощанье

остолбеневшему Шумри нежную и укоризненную улыбку, скрылась

в густых зарослях.

Первым порывом варвара было ринуться вслед за ней, и он

уже закинул ногу через ограду, но через мгновение сообразил,

что это бесполезно: местность ему незнакома, ловкая и

наглая, как куница, колдунья ускользнет от него - а может,

и заманит в смертельную ловушку. Ярость его не знала

пределов.

- Будь я проклят, что не придушил ее! Что не размозжил

ей голову! Что не сжег ее, как тушку бешенного пса, повесив

вниз головой! Вот почему эти проклятые цветы снова пахнут

сладко! Они рады, что она жива, что больше ей ничто не

грозит!.. Ну что же, деритесь, лиловые отродья!

И он принялся отводить душу, бешено размахивая мечом,

сшибая головки цветов, рубя стебли, превращая в крошево

нежные лепестки... Запах цветов снова изменился: стал таким

резким и острым, колющим, как тысячи игл, что Шумри поскорее

прижал к ноздрям остатки серого порошка. Извиваясь и

дергаясь, цветы старались достать до тела киммерийца,

ужалить его, обжечь, убить... Но он так стремительно и

яростно вращал мечом вокруг себя, не останавливаясь ни на

миг, что ни один из шевелящихся лепестков не достиг цели.

Скоро с волшебным садом было покончено. Последние цветы

он срубил с деревьев вместе с ветвями и растоптал их

ногами. Золотисто-зеленый сок блестел на срезанных стеблях,

каплями стекал вниз по коре. Хотя то была не кровь, но

всего лишь сок, зрелище было почти столь же тягостным, как

поле битвы, усеянное свежими трупами.

Тяжело дышащий варвар вытер меч о край плаща и вложил

его в ножны. Но ярость его еще не утихла, не истощила

себя. Подумав немного, он ринулся к замку, снял один из

факелов, прикрепленных над дверьми, и зажег его.

- Что ты хочешь делать? - обеспокоено спросил немедиец.

- Сейчас увидишь! - Конан рывком распахнул резную

дверь. - Сейчас мы с тобой славно погреемся!..

- Постой, Конан! - Шумри крепко схватил его за руку.

Не надо! Ведь ты же уничтожишь эти... эти...

Он не мог сказать приятелю, как ему жалко прекрасные

гобелены, картины, фарфоровые вазы и мраморные статуэтки. В

ушах его звенел умоляющий голос Веллии: "только у бездушных

животных отбирала я их будущие годы... Чье назначение в

жизни - лишь рушить и жечь!..

- Прошу тебя! - воскликнул он с мольбой. - Не разрушай,

не жги!..

- Тебе жалко ее гобелены?! Ее ковры?! - захохотал

киммериец. Когда он смеялся вот так, охваченный

исступлением ярости, он был и ужасен, и величествен в одно